Россия. 1917. Катастрофа. Лекции о Русской революции

И это 1 января 1917 года, когда по всем показателям российская армия была лучше, чем когда-либо до того, когда победа была уже, что называется, при дверях. Через месяц пройдёт в Петрограде последнее в Императорской России совещание штабов союзных армий (русских, англичан, французов, бельгийцев), где будет решено начать весной всеобщее наступление и на Западном, и на Восточном фронте, причём 12 апреля должны перейти в наступление русские войска на Юго-Западном фронте в полосе Австро-венгерской армии, и они к этому были абсолютно готовы: отмобилизованы, вооружены, прекрасно оснащены и своим, и союзным оружием.

Вы помните, что в 1915 году у англичан не получилось (это было Великое фиаско Черчилля как морского министра) штурмом взять Дарданеллы. Черчилль мечтал, что после этого Дарданеллы будут под британским контролем, а не под русским. Потому что Россия требовала проливы себе и по договору Сайкса – Пико 1915 года они должны были после войны перейти к России. Но у англичан ничего не вышло. Огромное кровопролитие, гибель множества британских и австрийских солдат, гибель дредноутов Королевского флота от мин и снарядов турецких батарей, но в итоге никакой победы, англичане отступили. Турки сражались молодцом. И кстати, полковник Мустафа Кемаль-паша, будущий диктатор Ататюрк, был одним из героев этой обороны Геллеспонта.

И вот на май 1917 года планируется русская десантная операция на Босфор. Русские должны занять Стамбул, вывести Османскую Империю из войны и увенчать православным крестом храм Святой Софии, как мечтали тысячи русских империалистов. Под эту операцию командующим Черноморским флотом Император назначил вице-адмирала Колчака, будущего Верховного Правителя России. Именно он, молодой, прекрасно образованный и мужественный моряк, должен был провести эту операцию. То есть союзники согласились с тем, что проливы будут русскими. Но уж коль скоро проливы передаются России, сами их и завоёвывайте. И все возможности для этого были – и новейшие корабли, которые к этому времени вошли в строй на Чёрном море (в том же Николаеве строившиеся), и новейшие отечественной постройки подводные лодки, и морская авиация – всё уже было готово. Тогда почему в русском обществе не верили в победу? Это – иррациональное чувство. Объективно же победа была очень близка.

На Санкт-Петербургском совещании штабов союзных армий, которое длилось до 8 февраля 1917 года, союзники пришли к выводу, что капитуляция Германии и всей коалиции Центральных Держав должна произойти к ноябрю 1917 года. И это даже без вступления в войну на стороне Антанты Соединённых Штатов, которое ожидали со дня на день после потопления немецкой подводной лодкой «Лузитании». Штабисты Антанты полагали, что к ноябрю 1917 года военный ресурс Германии будет исчерпан. Это, кстати, объясняет то, что немцы и австрийцы тратили огромные силы и деньги на революционизирование всех союзных государств – Франции, Англии и России. В Англии они в первую очередь ставили на Ирландское освободительное движение, во Франции – на социалистов и на рабочее движение, в России, естественно, тоже на социалистов. Получилось только в России.

В Великобритании германцы опирались на ирландца сэра Роджера Кейсмента, во Франции – на социалиста Жозефа Кайо, в России – на Ленина. Кейсмент был повешен англичанами в 1916 году как изменник, Кайо заключен во французскую тюрьму, и только Ленин оправдал израсходованные на него германским казначейством деньги.

Во Франции весной 1917 года тоже начались отказы войск идти в бой, всё то же самое, что в России, тот же сценарий. Но главнокомандующий генерал Петэн и премьер Пуанкарэ приказали расстреливать бунтовавших солдат и офицеров – было казнено около пяти тысяч главарей бунта, и всё закончилось. В Англии даже этого не потребовалось: посадили в тюрьму несколько человек, и в парламенте пораженческая оппозиция была обезглавлена. В России оказалось всё иначе.

Рабочие волнения в Николаеве, где строились корабли, которые должны были переломить ситуацию на Чёрном море, и в Петербурге, где тоже строились корабли, в том числе сильнейшие линейные крейсера типа «Измаил», и где был главный центр производства оружия, – всё это, конечно, было инспирировано немцами. Но никогда бы это не привело к тому, к чему привело, а кончилось бы так, как в Англии или во Франции, если бы народ сам не находился в состоянии вот этого равнодушия к победе, в ожидании поражения и ненависти к власти.