Россия 2020. Голгофа

— Ваха, вац…[98] зачем так говоришь, — в разговор вступает еще кто-то, — я тебе говорил, водка харам, Аллах накажет…

— Какой к свиньям харам, это русисты талу[99] подсунули! Я их мама е…! Я их рэзать буду! Галава атрэжу…

Снайпер на крыше подает условный знак, и второй номер, наводчик и специалист прикрытия, достает две гранаты РГО. В отличие от старых, Ф1 и РГД-5 срабатывают при ударе об землю, и укрыться от них невозможно…

Рельсы едва слышно загудели, прогибаясь под тяжестью стальной змеи. Локомотив тащил за собой десяток некогда «цивильных» серебристо-красных вагонов. Ижевск — Екатеринбург… он по-прежнему ходил через Агрыз. Была договоренность…

Поезд шел неспешно. Было слышно, как стучат стрелки…

— Точка один… — ровным, каким-то мороженым голосом сказал Сбоев.

Поезд делал резкий поворот по широкой дуге, проходя горкой. Были видны занавески на вагонах, открытые в двух местах тамбуры…

Загремела сталь.

— Точка два…

Поезд подходил к станции, сбавляя ход. Поезд Ижевск — Екатеринбург на станции Агрыз делает резкий поворот, в то время как московский просто идет дальше…

— Ведут на первый путь…

Агрызский вокзал построен у насыпи, довольно крутой. От поездов пассажирская платформа идет не к первому, а ко второму этажу вокзала.

— Отсчет.

Снайпер подтолкнул вкатанный в тугой рулон коврик и положил на него цевье винтовки.

— Десять… девять…

Поезд замедляет ход, начинает ощутимо тормозить.

— Шесть… пять…

На путях — там, где раньше бабки продавали семечки и снедь, — вооруженные боевики в наскоро переделанной полицейской форме. Упаси господь, это не грабители, это таможенники…

— Три… два…

Самый опасный — стоящий у путей «Тигр» и бандит за пулеметом в люке.

— Ноль!

Бандит в люке дергается и начинает сползать вниз, золотистая гильза катится по крыше, через секунду к ней присоединяется вторая.

Ахмед был не просто бандитом. Он был таможенником, это тебе не просто так.

Он был обычным татарским парнем, таким же, как и все. Не лучше и не хуже. Родился в селе, поскольку особо идти некуда, механизатором в селе оставаться не хочется, путь один — в милицию. В Ижевске закончил школу милиции, стал полицейским… теперь уже это так называлось. Переаттестацию прошел, занеся начальнику пятьдесят тысяч. Брал он не больше и не меньше, чем все остальные, — брал, но без фанатизма, и не наглел. В таком маленьком национальном городе, как Агрыз, нагло брать невозможно, здесь все всех знают, и, беря нагло, ты противопоставляешь себя не конкретному лавочнику, а всей общине. С тех, кто просто торгует жратвой, брал по-божески, с бабушек-дедушек и вовсе не брал, имел совесть. Брал с тех, кто торгует самогоном, содержит подпольные игровые залы, поставил автоматы для «лото» — это так называется и отличается от обычного игрового автомата только тем, что внутри сидит бабушка и внуку носки вяжет, и кнопку нажимает, когда деньга падает. Еще немного брал с торговцев, которые предлагали свой товар пассажирам проезжающих поездов. Зарплата в последние годы была хорошая, даже больше, чем деньги от взяток, но он все равно брал, просто потому что все так делали, делают и будут делать.

Когда объявляли независимость, его не спросили, как и никого в Агрызе не спросили. Если бы спросили, весь Агрыз был бы против, ну какая ко всем чертям независимость, если Казань далеко, а Ижевск совсем рядом, Малая Пурга и вовсе в шаговой доступности. Какая к шайтану независимость, какая граница — весь город от станции живет. А насчет ислама… так тут вообще особо ревностных правоверных и не было никогда.

Но — не поднялись. Смирились. Не выступили против. В какой-то момент даже поддержали. Протрезвление уже наступило, когда на окраине громыхал бой, огрызаясь, отступали из Удмуртии молодые отморозки, а с обеих сторон громыхали пулеметами бэтээры и выли мины. Впрочем, оружия для действительно серьезной войны оказалось мало как у одной, так и у другой стороны, и ночным боем на окраине так все и закончилось. Удмурты поставили в Малой Пурге гарнизон, а рядом с дорогой возник стихийный черный рынок…

Деваться ему было особо некуда — в Россию бежать боязно, здесь тоже боязно, все-таки исламисты полицию очень не любили. Спасло то, что власть в Казани тогда взяли довольно умеренные люди и начали лихорадочными темпами строить национальное государство со всеми его атрибутами. Потребовалась таможня, и Ахмед стал начальником этой самой таможни. Он не знал, почему.

Поток грузов через станцию упал на порядок, мало стало и пассажиров. Власть колебалась между наскоро избранным меджлисом и пришедшими в город бандами, в которых были и чеченцы, и дагестанцы, и украинцы, и ингуши, и кого только в этих бандах не было. У них был свой орган власти — Шура амиров. Взаимоотношения городского меджлиса и Шуры сводились к тому, что оба этих органа старались не замечать друг друга, но получалось это у них плохо.