Россия без прикрас и умолчаний

— Главлит не имеет права запретить публикацию, если она не содержит сведений, объявленных в «Перечне». Хотите публиковать на свою ответственность – публикуйте, я дам указание цензору поставить штамп для типографии. Но помните: мы не рекомендуем вам публиковать материал. О нашем мнении мы немедленно доведем до сведения ЦК.

Я знаю только один случай, когда главный редактор газеты воспользовался таким двусмысленным «разрешением» и дал в номер стихи вопреки мнению Главлита. Очень скоро он был снят с работы.

Закончить этот краткий рассказ о цензуре хочется одним штрихом, смешным и в то же время печальным.

В Советском Союзе есть единственный журнал, не проходящий цензуру Главлита. Самый настоящий журнал, выпускающийся шесть раз в год тиражом в 25 000 и распространяющийся не только в стране, но и за рубежом. Этот уникум называется «Советиш Геймланд» – «Советская Родина» – и издается на языке идиш.

Когда на рубеже пятидесятых и шестидесятых годов было решено восстановить в порядке контр-пропаганды хоть один еврейский орган печати, сотрудников и авторов подобрали очень быстро. Но перед Романовым встала во весь рост необыкновенная проблема: а как быть с цензурой?

Дело в том, что все материалы для журнала готовятся на идиш. Переводить их специально для цензуры на русский, во-первых, большая работа, во-вторых, это недостаточно надежно, при переводе может измениться какой-нибудь важный нюанс. Обучать кого-нибудь из цензоров языку идиш – на это нужны годы. Взять на работу в Главлит цензора-еврея, владеющего языком, – ну, это было совершенно исключено, такая возможность, я уверен, даже не обсуждалась.

И решение было принято поистине мудрое. Главного редактора будущего журнала Арона Вергелиса вызвали в тогдашний Идеологический отдел ЦК и сказали примерно так:

— Мы всецело доверяем вам, товарищ Вергелис, и просим вас быть не только редактором, но и цензором журнала. Вот «Перечень», вот ваш цензурный штамп с личным номером. Надеемся, вы понимаете, сколь высокую ответственность партия на вас возлагает.

И теперь Арон Вергелис регулярно читает свой журнал дважды. В первый раз он его подписывает как редактор. Потом открывает «талмуд» (по иронии судьбы жаргонное название книги тут особенно к месту) и проверяет как цензор. Наконец, ставит штамп и отправляет контрольный экземпляр в архив Главлита.

Стоит добавить: знакомые сотрудники журнала много раз говорили мне, что предпочли бы иметь дело с самым свирепым цензором...

VI.

Вот в такой свободной, приятной обстановке и работают все без исключения советские журналисты. У тех из них, кто не утратил способности мыслить, есть только две отдушины в жизни – пьянство и цинизм.

В Москве, на Суворовском бульваре, есть Центральный Дом журналиста – клуб, куда каждый вечер сходятся сотрудники газет, журналов, радио, агентств и издательств. Старинный особняк, некогда принадлежавший богатому купцу Постнову, не очень велик, но уютен. В годы, когда Аджубей был секретарем Союза журналистов СССР, он капитально перестроил дом изнутри, и теперь за старинным фасадом скрываются вполне современные, красиво отделанные помещения.

В Доме журналиста всегда есть чем заняться. В маленьком, но великолепном концертном зале почти ежедневно выступают артисты, в кинозале «крутят» фильмы, причем иногда такие, каких не показывают в кинотеатрах общего пользования; шахматный холл внизу обычно заполнен игроками и «болельщиками»; в других помещениях работают группы по изучению иностранных языков, а дамы занимаются кройкой, шитьем и даже моделированием шляп. Время от времени происходят в Доме собрания так называемых «творческих секций», где журналисты смежных направлений обсуждают профессиональные вопросы (я, например, был вице-председателем секции научной журналистики).

И все-таки главная «приманка» Дома журналиста – это его ресторан и три маленьких уютных бара. В них можно и выпить и всласть побеседовать с друзьями. Баров общего пользования в Москве нет, а рестораны не дают ни той, ни другой возможности – там нельзя «посидеть», надо непрерывно что-то заказывать, потому что у каждого официанта есть «план». В Доме журналиста вас не гонят с места злыми взглядами, напротив, вас знают и приветствуют. Это своеобразный оазис – даже, если угодно, оазис Запада в Москве. Ведь самых больших ценителей западного стиля жизни надо искать не в Нью-Йорке, не в Париже и не в Лондоне, а среди московских журналистов.

И вот там, в дружеской и нетрезвой атмосфере журналистского бара, сбрасываются по вечерам все личины. В первой стадии опьянения мои коллеги начинают критиковать свое редакционное начальство, потом постепенно переходят к проклятиям по адресу режима в стране, а заключительная стадия, когда человек уже сильно пьян, – это всегда самооценка, как правило уничтожающая.