Россия будет воевать

Да. Это миры, у которых разные цели, разные мечты и разные идеалы. Это мир созидания и мир потребления. Это мечты и судьбы разных типов социума.

Эти миры делают разные выборы между добром и благотворительностью, между любовью и сексом, между товариществом и корпоративной солидарностью.

Доброта – не экономическая категория. Это не потребляемый феномен. В отличие от благотворительности. Любовь, в отличие от порнографии, секса и проституции – не товар. Товарищество, в отличие от корпоративности – не прибыльное дело и не способствует управляемости.

И всего-то разницы, что в каждой из этих вещей есть основной компонент, а в его потребительском аналоге – нет.

Это, как ни странно, любовь.

Потому что настоящая любовь между мужчиной и женщиной – любовь, настоящая любовь между мужчинами – товарищество, настоящая любовь к людям – справедливость. Любовь не поддается измерению, контролю качества, синтезированию. Поэтому она всегда будет игнорироваться обществом, основа которого – потребление.

Выбирая между этими вещами сейчас, мы выбираем собственное будущее. Будущее наших детей. Внуков. Именно сейчас мы определяем, будет ли у наших детей или внуков возможность стать одноклассниками или однокурсниками Алисы Селезневой.

Айфоны заржавеют, спа-процедуры не спасут наши тела от смерти, на мерседесе не убежишь от смерти, с мигалкой не пропустят в рай. Зрение померкнет, и чувства исчезнут, и тела распадутся, и не останется ничего от нас, кроме нашей любви. Любовь и ее результаты – останутся.

Будущее необходимо спасти. И начинать спасать его надо немедленно. Пока не стало слишком поздно.

Мы должны спасти Алису Селезневу.

От того будущего, которое уже началось.

Договориться с Христом, или Кое-что о европейских ценностях

15 сентября 2011

В последнее время я часто стал слышать от соотечественников странное для моего уха, но все же вполне устойчивое словосочетание «Европейские христианские ценности». Как правило, это словосочетание используется в соседстве с какой-нибудь гадостью. Иногда это выражение звучит как «Белые Европейские Христианские Ценности», иногда как «Капиталистические Европейские Христианские Ценности». Иногда слово «европейские» заменяется на «западные».

Неизменно у этих ценностей одно: говорящий про них всегда либо предлагает сделать, либо оправдывает какую-то гадость.

Вот человек жил себе у мамы, огород копал. Потом заговорил про Белые Христианские Ценности и убил сотню своих юных сограждан. Сейчас – знаменитость.

Или когда надо каким-то образом объявить добром, что богатый отнимает что-нибудь у бедного особенно немотивированно и нагло – то на горизонте возникают Капиталистические Христианские Западные Ценности, которые все это собой освящают и легимитизируют.

На первый взгляд, совершенно непонятно, почему вещи, строго противоположные Нагорной проповеди – типа раздавания ближним пощечин, отбирания у них рубахи и исподнего, почитания богатства за праведность, а бедности за грех – вдруг приобретают звание Христианских Ценностей.

Смысл изобретения этих терминов в том, чтобы зачислить Христа себе в подельники методом проставления на своих услугах, товарах, делах и деньгах клейма «Одобрено Христом» и «В Господа Бога мы веруем».

Без Христа в нашем мире по-прежнему нельзя. Его уважают даже атеисты. Он слишком ярко сияет своей истиной, выраженной на максимально понятном каждому человеку языке – языке любви. Такое не распнешь: предшественники уже пробовали – неловко как-то получилось.

Поэтому возникла идея – договориться с парнем по-хорошему.

Первый конфликт возник в тот момент, когда богатство решило отделиться от номинальной власти, связанной с королем вассальной клятвой. Ведь тогда богатство, существующее само по себе и ради себя, а не встроенное в освященную Церковью систему феодального властвования, теряло легитимность. Оно переставало выполнять свою функцию.

Раньше, когда власть и богатство сосредотачивались в одних руках – руках феодала, то они и служили одной цели – управлению феодом и его защите. А также выполнению обязанностей вассала перед сюзереном. Что при этом феодал из этого расходовал налево, на его же совести и оставалось.

Как только богатство решило отделиться от этой функции, оно перестало быть инструментом и стало самоцелью, первопричиной самой себя, causa sui. Оно перестало быть освящено служением благой цели. Оно выпало из иерархии и снова стало тем, чем было когда-то – грязью.

А богатый и уважающий себя за это человек не хочет слышать от всяких там, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Это идет вразрез с такой Европейской Ценностью, как уважение к Капиталу.

Решение было простым – эти слова стали просто не замечать, а богатство решили посчитать видимым признаком расположения Бога. Так из христианства родился протестантизм.

Он развивался и развивался, теряя по дороге то одну цитату, то другую.