Россия будущего

Мне страшно. Все оказалось еще глобальнее и страшнее, чем я думал, еще хуже… По лицам студентов ясно видно — они наконец-то доказали сами себе, что привычная картина верна: что Россия — страна если и не нищая, то все равно ее богатство — «неправильное», впрок не пойдет, потому как «страна дураков», все равно все будет плохо и «не так», и родиться в России всем нам ужасно не повезло. Даю повеселиться, проораться…

— Ребята… Вы уже говорили, но давайте еще раз: почему сегодня нет Маши и Тани?

— А их и не будет! В декрет ушли.

Группа с удовольствием рассказывает мне, когда рожать Тане и Маше, какие у них мужья, кого ждут…

— Так-так… Здесь сидят десять молодых женщин… У кого есть дети?

Взметнулись две руки.

— У двоих. Еще две скоро родят. Четверо из двенадцати. При том, что вам всего-то лет по двадцать одному — двадцать два. Это наводит на размышление?

По лицам видно, что наводит, еще как наводит!

— Всего здесь сидит семнадцать человек. Кто из вас — единственный в семье?

Поднялось три руки.

— Кто из семьи с двумя детьми? Поднимаются одиннадцать рук.

— Значит, три человека — из семей, где трое и больше?

— Нас у отца пятеро, — произносит спокойный парень с задней парты (до сих пор он в разговоре не участвовал) и уточняет: — В двух семьях.

— Спасибо… Считать умеете? Ну и посчитайте, вымирает ли та часть русского народа, к которой принадлежит ваша группа. Я не шучу! Возьмите ручки и посчитайте! Ну?! Считайте!

— Можно и устно… Не вымирает.

— И у вашего поколения в группе куча детей. Уже!

— Так то образованный слой… Из обеспеченных…

— Скажите… Вот вам лично сегодня сколько встретилось беременных женщин на улице? По дороге в институт?

Я тыкаю пальцем в ту девицу с кукольным личиком (чем-то она мне не нравится). Стоит теплый сентябрь, женщины ходят в легких платьицах, и выполнить мое задание не трудно.

— Не считала…

— Но много? Или мало? На первый взгляд?

— Четыре или пять, — уточняет ее соседка.

— А я встретил чуть ли не десяток — и беременных, и с детьми…

Группа вспоминает, сколько кто встретил беременных, и окончательно обалдевает.

Неужели Россия — богатая страна, и неужели народ в ней не вымирает?! Какие невероятные новости! Как удивительно! До чего это странно и непривычно!

Самое удивительное, что многие все равно не примут реальности, если она расходится с их привычными представлениями.

Ну очень им дорога вера в убожество России, в ее страшную историю, плохую культуру, негодную жизнь и неизбежный скверный конец.

И я задаю последний вопрос:

— Ребята… Как вы думаете, зависит наше будущее от того, во что мы верим?

— Ясное дело, зависит…

С этим согласны все, все кивают.

— Тогда ответьте: что может ждать народ, который считает самого себя глупым и неумелым, свою страну — страной дураков, свою историю — нагромождением нелепостей? Что может ждать такой народ, независимо от природных ли богатств, умений ли, талантов самого народа? Что?

— Ну что… Вымрет, конечно.

— А если и не вымрет, все равно государственность не удержит…

— Или найдет себе хозяина, пусть хозяин его всему научит…

— Очень хорошо! Ребята, вы сейчас назвали большую часть теорий, с которыми носятся очень многие ученые и даже государственные деятели. Еще вопрос: что ждет государство, государственные деятели которого так считают?

Лица расплываются в улыбках: всем ясно, что ожидает такое государство. Наконец одна девушка решается:

— Как они придумают, так и будет…

— Отлично! А теперь такой вопрос: как надо думать о себе, чтобы стать умным, сильным и богатым?

На лицах опять цветут улыбки. Для всех очевидно:

— Надо считать себя сильным… богатым… здоровым…

— Нужно позитивное мышление!

— Нужно думать, что сделать для процветания! Тот же спокойный парень с задней парты:

— Нужно правильно оценить свои возможности и развивать все хорошее.

— Приятно слышать умные слова…

Откуда?!

Почему же катастрофические мифы у нас пустили такие глубокие корни? Эти опаснейшие мифы? Мифы, которые буквально выбивают из рук любой инструмент, не дают сделать никакого осмысленного дела? Мифы, которые убивают?

Читатель вправе не согласиться со мной, но похожее, началось после переворота Петра I. И связано это с одной особенностью православной исторической психологии.

… В первый век своего существования христианская церковь видела мир как арену столкновения добрых и злых сил. Не было в мире ничего, что не было бы или праведным, или грешным. Любое решение императоров, любое явление в природе было или хорошим, святым, или плохим, грешным. Животные, даже минералы, звезды, народы и отдельные люди жестко разделялись на «положительных» и «отрицательных», святых и грешных.