Россия - Европа (март 2008)

«Писатели требуют от правительства решительных действий» - знаменитое письмо сорока двух, опубликованное 5 октября 1993 года в «Известиях», многие помнят до сих пор. Белый дом уже расстрелян, лидеры оппозиции уже в Лефортовской тюрьме, но творческая интеллигенция требовала не останавливаться на достигнутом, запрещать газеты и партии, добивать врагов. Рядом с подписями Дмитрия Лихачева, Булата Окуджавы, Виктора Астафьева и других под этим письмом стояла и подпись Григория Бакланова, и я волновался, спрашивая его об этом письме, полагая, что старый писатель может нервно отреагировать на напоминание о прошлых ошибках. Волноваться, как оказалось, не стоило: внимательно выслушав вопрос, Бакланов ответил:

- Ну да, подписал. И правильно подписал! Белый дом во главе с Хасбулатовым вел к тому, чтобы растоптать те небольшие ростки реформ, которые только начали Ельцин и Гайдар. Ельцин же шел на уступки, он хотел договориться с Хасбулатовым, и народ проголосовал за Ельцина - помните, «Да-да-нет-да»? Армия выжидала, все всего боялись, и мы не могли в такой обстановке оставаться в стороне.

Ответ показался мне не очень точным, и я спросил еще: не считает ли Бакланов, что требовать у властей жестокости по отношению к оппозиции - это нарушение принципов интеллигентского гуманизма. Бакланов ответил так:

- Когда началась война, я пошел на фронт добровольцем. До войны я не хотел идти ни в военное училище, ни в армию, считал, что у меня другое призвание, хотел быть авиационным техником. Но когда фашисты напали на мою Родину, права на сомнения у меня уже не было, и я пошел на фронт. А Хасбулатов и компания - те же фашисты, так что в октябре девяносто третьего я просто снова пошел на фронт и не жалею об этом.

VI.

Добровольцем на фронт Бакланов ушел со второй попытки - уже не из родного Воронежа, а из Мотовилихи под Молотовом (нынешняя Пермь), куда семья будущего писателя уехала в эвакуацию. В Мотовилихе стоял пехотный полк, юноша разыскал его командира, но тот его сразу прогнал, а через несколько дней в город пришли артиллеристы - 387-й полк майора Миронова, вырвавшийся из окружения и направленный на местный завод получать новые гаубицы. Бакланов пришел к этому майору, тот принимал какого-то полковника из Москвы. Офицеры выслушали юношу, полковник сказал майору: «Да ну его, посмотри, какой хилый, я тебе настоящих мужиков пришлю», но майор ответил: «Человек - это такой материал, из которого можно сделать что угодно, если он сам этого хочет». И взял Бакланова с собой. Бакланов воевал с 1942 по 1945 год, перенес на фронте туберкулез (о чем узнал уже после войны во время медосмотра), был ранен (в руках и ногах до сих пор четыре осколка, а на левой руке два пальца ничего не чувствуют) и демобилизовался лейтенантом в 1945 году. Своим званием Бакланов, как настоящий автор «лейтенантской прозы», гордится и осуждает, например, Василя Быкова, ставшего уже после войны полковником. А о главном своем коллеге по жанру (и сокурснике - все тот же послевоенный Литинститут) Юрии Бондареве говорить почему-то отказывается совсем. Бондарев - это единственная тема, на которую Бакланов принципиально не говорит.

VII.

Я называю фронтовика Бакланова - Баклановым, но это не вполне точно, на фронте он еще был Григорием Фридманом, Бакланов - это литературный псевдоним (теперь, впрочем, фамилия детей и внуков), в честь адъютанта Левинсона из фадеевского «Разгрома».

- В сорок девятом году я принес свой рассказ в одну редакцию, а мне говорят: «Что такое Фридман? Может быть, нам этого Фридмана из Америки прислали. Давайте придумывайте себе русскую фамилию». И я стал Баклановым.

О том, как в Литинституте боролись с космополитизмом, Владимир Тендряков (об этом своем сокурснике Бакланов вспоминает очень тепло) написал рассказ «Охота», опубликованный в «Знамени» спустя девять лет после смерти Тендрякова. Кто-то из героев этого рассказа называл знаменитый сталинский послевоенный тост за здоровье русского народа фашистской речью - это, судя по всему, выдуманная история. Но слово «фашист» в жизни студента Бакланова свою роль сыграло. Владимира Бушина, будущего скандального критика и постоянного автора газет «Завтра» и «Дуэль», Бакланов публично обозвал фашистом прямо на защите диплома. Эту историю описали Юрий Трифонов в «Студентах» и Юрий Бондарев в «Тишине», но никто - и Бушин в том числе - не мог объяснить, почему один коммунист назвал этим словом другого коммуниста.

- А что тут объяснять, - Бакланов явно смущен. - Выпивши я тогда был. Бушин, конечно, мне никогда не нравился, он был националист и вообще очень фальшивый тип, но, будь я тогда трезв, я бы, конечно, промолчал.

VIII.