Россия и Ближний Восток

Мобильность не является отличительной чертой командно-административной системы, которая, выйдя на новый этап развития, восстановила свои позиции в российском управленческом аппарате. В экономике Россия продвигает на БСВ громоздкие затратные проекты, рассчитанные на десятилетия – трубопроводы вместо терминалов сжиженного природного газа, атомные электростанции, железные дороги, поставки устаревающей военной техники и вооружений. В политике усилиями лоббистских групп, в том числе отечественного МИДа, часто поддерживает глобальные политические инициативы с высоким имиджевым риском и минимальной осмысленностью для национальных интересов: именно к этой группе относятся несбалансированная поддержка палестинского государства, осложнившая отношения страны не только с Израилем, но и с остальными коспонсорами мирного процесса: США, ЕС и ООН. Установление контактов с ХАМАСом вследствие лоббирования со стороны Сирии и Ирана могло бы оказаться перспективным, если бы в конечном счете не оказалось, что Россия поддержала «не тот ХАМАС»: она не смогла выполнить посреднические функции между этим движением и Израилем, поскольку сирийское руководство, с которым были установлены отношения, не влияет на ситуацию в Газе. Как следствие, избегая потерь на уровне тех, которые понес в регионе СССР, Россия не смогла выйти на уровень влияния не только Китая или Турции, но даже Великобритании, Франции, Южной Кореи и Японии. Впрочем, потери в миллиарды долларов предпочтительнее убытков в десятки миллиардов, а открытость современной России миру и ее вовлеченность в глобализационные процессы предоставляют значительно больше потенциальных возможностей, чем изоляция советских времен. Что, несомненно, хорошая новость.

Заключение Не все то можется, что хочется

Настоящая книга – не справочник, не академическое издание, не учебник и не попытка кого-то в чем-то убедить или развлечь. Как ни трудно в это поверить, но причинами ее написания стали не желание получить гонорар или увидеть свое имя на обложке – простительные слабости, которых автор лишен. Когда семья видит ваш портрет и читает о муже и отце в прессе первый раз – это приятно. Когда тысячный – приятность проходит, тем более что ваши слова (не говоря уже о датах, цифрах, названиях, фамилиях и названии вашей организации) сплошь и рядом перевирают, заставляя знакомых и родственников подозревать, что вы клинический идиот или не имеете понятия о теме, которую взялись обсуждать. Получасовой разговор с корреспондентом (за ваш счет, поскольку он звонит по мобильнику, удачно выбирая момент, когда вы за границей и роуминг особенно разорителен), в итоге которого он долго и неискренне благодарит вас за то, что теперь-то ему наконец по поводу интересовавшей его годами проблемы все совершенно ясно, превращается в его статье в одну фразу, из которой явствует, что связался он с этим-как-его-там, и хотя согласиться с этим типом трудно, но сказал тот то-то и то-то, о чем корреспондент из профессиональной честности вынужден упомянуть. Что особенно обидно, вас сплошь и рядом вместо президента института (человека, который, не слишком напрягаясь, определяет общую линию и платит деньги) называют его директором (который деньги получает, хотя, отметим честно, не соизмеримые с количеством и качеством его труда, поскольку работает как каторжный), доводя настоящего директора до предынфарктного состояния.

Сам Институт Ближнего Востока комментаторы часто и незаслуженно приписывают к Российской академии наук – структуре почтенной, но никакого отношения к его функционированию не имеющей. Это же касается Российского государства, от которого ИБВ за двадцать лет существования гроша ломаного не просил, не получал и получать не намерен, Государства Израиль (то же самое в квадрате), США, Монголии или Ганы. Тема денег вообще волнует многих в «экспертном сообществе», поскольку, как сказал однажды вслед за Окуджавой директор института и главный его создатель Ефим Жигун: «Всего мало, а всех много – и всего всегда на всех не хватает». Желание отобрать у ближнего финансовый ресурс и перераспределить его в свою пользу в научных и политических кругах – дело обычное. Кто сказал, что борьба за пищевую нишу должна быть ограничена животным миром? Человек, конечно, венец творения и звучит гордо, но остается зачастую порядочной скотиной. Тем горше разочарование, когда оказывается, что структура автономная, ни от кого, кроме собственного руководства и его друзей и партнеров, не зависящая, и никаким бюрократам, с которыми можно было бы договориться «по понятиям» о ее распиле или приватизации, не подчинена.