Россия и большевизм

«Будущая… русская идея… еще не родилась, а только чревата ею земля ужасно и в страшных муках готовится ее родить», — пишет Достоевский в своем предсмертном дневнике. Муки России в революции, действительно, похожи на страшные муки родов, может быть, не только русских, но и всемирных. Не только Россия, но и все человечество в наши дни так же, как во дни Рождества Христова, «чревато ужасно», ужасно беременно, по слову пророка: «…младенцы дошли до отверстия утробы матерней, а силы нет родить». И может быть, недаром первый приступ рождающих болей происходит именно в России. Достоевский думал, что всемирная революция начнется в Европе и кончится в России: «Социалисты бросятся на Европу, и все старое рухнет; волна разобьется лишь о наш берег». Произошло обратное: волна поднялась от русского берега и еще неизвестно, разобьется ли о Европу или Европу разобьет.

«Россия скажет величайшее слово всему миру, которое тот когда-либо слышал», — предсказывал Достоевский в «Дневнике писателя» за 1877 год по поводу только что появившейся «Анны Карениной» Л. Толстого и в 1880 году в заключительных словах пушкинской речи: «Будущие русские люди поймут… что стать настоящим русским значит: внести примирение в европейские противоречия». И другой великий пророк, еще менее услышанный, чем Достоевский, за тридцать лет до него предсказывал теми же почти словами, как он, что в христианстве, как оно переживается или будет пережито когда-нибудь Россией, заключена «возможность примирения тех противоречий, которые не в силах примирить человечество, помимо Христа». Высшая цель христианства для Гоголя есть «всемирное просвещение». — «Просветить… значит всего насквозь высветить человека во всех его силах… пронести всю природу его сквозь какой-то очистительный огонь. Слово это взято от нашей (православной) Церкви: „Свет Христов просвещает всех!“»

Кажется, Гоголь в этом религиозном опыте, сам того не сознавая, противополагает Русской Православной Церкви будущую Вселенскую Церковь: недаром близкий к нему человек, И. С. Аксаков, утверждал, что Гоголь в религиозных исканиях своих стремился «разрешить задачу, исполински-страшную, которой не разрешили все 1847 лет христианства». Если в религиозном опыте Гоголя есть нечто, по слову Достоевского, «изображающее весь русский народ в его целом», то и Гоголь разрешает ту же «исполински-страшную задачу».

«Да будет воля Твоя и на земле, как на небе». То, что воля Отца совершается на небе, было понято и принято христианством с бесконечной глубиной и ясностью религиозного сознания. Но что воля Отца должна совершиться и на земле, как на небе, — это, хотя тоже было принято, но не понято и осталось в христианстве только одним из темных апокалипсических чаяний, не осуществленных во всемирно-историческом действии. Доныне раскрыта в христианстве одна лишь половина учения Христа — правда о духе, о небе, о личном спасении. В будущем должна раскрыться и другая половина этого единого целого — правда о плоти, о земле, о спасении общественном — о том, что люди наших дней называют так плоско и недостаточно, потому что нерелигиозно, «социальной проблемой». И обе эти правды должны снова соединиться во всемирно-историческом действии так, как они уже раз были соединены во Христе.

Только религия Троицы, не как отвлеченного догмата, а как живого откровения, совершаемого во всемирно-историческом действии, — только религия Трех, которые суть Едино, — может разрешить и преодолеть страшную антиномию двойственности, заключенную в религии одного Второго Лица, не соединенного с Первым и Третьим.

Высшая точка христианского Запада достигнута в религиозном опыте Паскаля — в «согласовании противоположностей, accorder les contraires». «Два противоположных начала — с этого должно все начинать». «И даже в конце каждой высказанной истины должно прибавлять, что помнишь противоположную истину». «Наше (человеческое) величие заключается не в том, что мы находимся в одной из двух (противоположных) крайностей, а в том, что мы находимся в обеих вместе и наполняем все, что между ними. Но может быть, душа соединяет эти крайности только в одной точке, как бы в раскаленном угле». — «Противоположные крайности соприкасаются и соединяются в Боге, и только в Боге». «Только в Иисусе Христе все противоречия согласованы. En Jesus Christ toutes contradictions sont accordées».

Все «демоническое» в человеке совершается под знаком Двух, а все божественное — под знаком Трех: две в человеке борющиеся, противоположные, низшие истины примиряются в Третьей Истине, высшей, — в Боге. «Два порядка» низших — плоть и дух — соединяются в «Третьем Порядке», высшем, — в «Любви», «le Troisième Ordre de la Charité».

«Что значит для нас этот религиозный опыт Паскаля, верно и глубоко понял родственный ему по духу человек наших дней, христианин и математик Эмиль Бутру: „Все — едино, одно в другом, как три Лица Троицы“, — эти слова Паскаля озаряют, как молния, весь наш кругозор».