Россия и Европа

Воцарение Наполеона само по себе не нарушало нисколько политического равновесия Европы. Внутренние раздоры не нейтрализировали ее сил. Наполеон находит для них самый вожделенный предмет внешней деятельности и замышляет прежде всего примирить Европу с собою, с своим именем, представлявшимся ей дурным предзнаменованием. С самым верным пониманием европейского общественного мнения он возбуждает Европу как бы к Троянскому походу против России, Агамемноном[12] которого он сам становится. Успех увенчивает его предприятие, потому что с русской стороны не оказывается такого же понимания вещей. Россия не может отделаться от мысли, что она - часть европейской семьи, и не может понять другой мысли, что она - глава славянской семьи. Она продолжает считать себя представительницей и защитницей одной из сторон европейской жизни, именно легитимистской и антиреволюционной, и только уже после покидает поневоле эту роль, за неимением кого представлять и кого защищать. Священный союз рушится в тот самый момент, как только (в первый раз с его основания) ему приходится оказать свое действие на пользу России. Но Россия все-таки не хочет придать с самого начала войне настоящих ее размеров и настоящего ее значения, опасаясь быть поставленною в ряды пособников возмущения против его султанского величества.

Как бы то ни было, успех против России узаконивает, легитимирует в глазах Европы Наполеона. Достигнув этой предварительной цели, он приступает к первому шагу, который должен доставить ему гегемонию в Европе, и избирает орудием для сего Италию, подобно большинству своих предшественников, германских императоров и французских королей; но предполагает действовать опять-таки, по совершенно новому плану. Он намеревается не покорить, а освободить Италию и, сделав из нее бессильную федерацию с включением Австрии и папы, поставить ее в полнейшую от себя зависимость. Но эскамотация не удается, потому что еще более ловкий Кавур, при помощи благородного энтузиаста Гарибальди, эскамотирует у Наполеона единство Италии. Пришлось удовольствоваться Ниццей и Савойей.

Таким образом, вместо утверждения французской гегемонии, оказалось, что европейское равновесие получило более широкую основу. Главная причина, побуждавшая, или (лучше сказать) соблазнявшая, честолюбцев стремиться к преобладанию,- разъединенность Италии,- заменилась независимостью и единством ее, которые, окрепнув, сделаются новым столбом основанной на равновесии сил европейской политической системы.

Наполеон, однако, не унывает: североамериканское междоусобие представляет ему случай загладить обнаружившиеся перед Европой честолюбивые стремления. Северо-Американские Штаты, несмотря на все свое республиканство и всю свою свободу, не по сердцу Европе, как и монархическая Россия. Такое отношение выказалось к ним во время испытания, которому подверглась могущественная республика в первой половине шестидесятых годов. Между частными лицами симпатии к заатлантической республике довольно, правда, развиты; так же точно, как во времена Екатерины ее либеральные меры и планы и даже ее победы над турками внушали сочувствие к России вождям европейского общественного мнения. Но как тогда передовые политики (Шуазели, Фридрихи) определили общественное мнение Европы в недоброжелательстве и враждебности к России, так точно и теперь передовые политические люди относятся столь же недружелюбно к Северо-Американским Штатам. Посему утверждение европейского могущества на Американском материке было бы, конечно, делом приятным и угодным Европе.

Начиная дело, в котором (в случае успеха) европейские симпатии были бы на его стороне[13]. Наполеон имел, собственно, в виду возвысить значение латинской расы и стать во главе ее в той или другой форме, имея повод считать себя ее предопределенным представителем. В самом деле: по происхождению итальянец с отцовской, креол - с материнской стороны, француз, так сказать, по усыновлению, он связан по жене с испанскою народностью.

Победа Севера разрушила, как известно, его планы и надежды, и вскоре постигла его другая, более горькая неудача. Граф Бисмарк - еще более смелым и ловким маневром, чем Кавур, усыпив или обманув как его, так и многих других,положил широкие и прочные основания единству Германии. Семена, посеянные Утрехтским миром (основание Сардинского и Прусского королевств), взросли и принесли наконец плод свой сторицею: Италия и Германия вышли из своей разъединенности.