Россия и Европа. Том 1. 1462-1921 Европейское столетие России. 1480-1560

Предлагаемая здесь гипотеза может казаться сколь угодно спор­ной. Но она, по крайней мере, оставляет открытым вопрос: почему Россия, пошедшая по пути церковной Реформации раньше всех в Европе, оказалась неспособна ее осуществить?

—» Глава третья

ГтЗ ГН 3 11ИЯ Иосифляне и нестяжатели

Преемнику нашего героя, Василию, впо­ру было родиться задолго до своего отца. Он был прилежным «соби­рателем», скучным и банальным Рюриковичем, покорным сыном церкви. Впрочем, был он не чужд самодержавных вожделений и в этом смысле напоминал, скорее, Андрея Боголюбского, нежели отца. Только в отличие от честолюбивого владимирского князя XII века, расплатившегося за свои тиранические замыслы смертью от рук собственных бояр, политического воображения лишен был Ва­силий начисто. И потому оказался неспособен ни на государствен­ный переворот, который удался полвека спустя его сыну, ни тем бо­лее на продолжение реформационной политики отца.

Замыслы и свершения Ивана III ничем не отличались для не­го от свершений длинного и однообразного ряда его московских предков. Самое большее, на что его хватало, это копировать отца в деталях. С Псковом, например, сделал он то же самое, что отец с Новгородом. Отселив, однако, из Пскова семьи потенциальных смутьянов, он — в противоположность новгородской экспедиции Ивана III — и пальцем не тронул монастырские села. Отняв в 1514-м у литовцев Смоленск, первым делом обязался он охранять непри­косновенность владений местной иерархии.

Отец в качестве пугала для иосифлян держал при себе еретиков, Василий некоторое время, по инерции, держал нестяжателей, при­близив к себе Вассиана и покровительствуя Максиму Греку. Но он не наступал на церковь, он защищался от нее. С.М. Каштанов пишет, что в 1511-м, когда митрополитом стал сочувствовавший нестяжателям Варлаам, «правительству Василия удалось каким-то образом приос­тановить рост монастырского землевладения».⁶⁷ Оно произвело час­тичный пересмотр иммунитетных грамот и некоторые из них отмени­ло. Но все это было лишь бледным подобием стратегии отца.

⁶⁷ С.М. Каштанов. Социально-политическая история России конца XV — первой полови­ны XVI в. М., 1967, с. 257.

А ситуация, междутем, стремительно менялась — и на европей­ской сцене, и в жизни страны.

То, что существовало прежде где-то на втором плане, вышло на авансцену. Могущественная Турция, чье наступление на Европу вре­менно застопорилось, обратила взоры на север. Направляемый ею Крым сумел посадить на казанский престол Саиб-Гирея, брата тог­дашнего перекопского царя. Москву это давно назревавшее объ­единение двух ее заклятых врагов застало врасплох. Очнулась она, лишь когда оба брата явились вдруг в 1521 году прямо под ее стены, заставив Василия искать спасения в бегстве. И хотя объединенное крымско-казанское воинство взять Москву не сумело, перепугались в ней страшно. Даже выдали татарам — словно Угры не было и в по­мине — унизительное обязательство платить им «выход», т.е. попро­сту дань. Да и пленных увели с собою татары, по тогдашним слухам, много тысяч.

Становилось ясно, что за южными рубежами Москвы заклуби­лись грозные силы и ее государственное существование опять по­ставлено на карту. Нельзя было больше жить капиталом, оставлен­ным Иваном III. Он обеспечил русской земле покой от татар на много десятилетий. Но не навсегда же...

Подлежала его стратегия ревизии и по другой причине: раско­лоть Литву, опираясь на ее православно-католические антагониз­мы, стало теперь немыслимо. Бушевавшая в Европе Реформация все изменила. Теперь православные магнаты Литвы думали о союзе не столько с Москвой, сколько с католическими панами, для борь­бы с общим врагом — протестантизмом, стремительно, как повет­рие, охватывавшим городские круги и образованную молодежь в Литве и Польше. Дело шло к унии между этими двумя странами. Уже не личной, как раньше, а государственной, к образованию Ре­чи Посполитой.

Короче говоря, момент для возобновления штурма Литвы был так же безвозвратно упущен Василием, как и момент для второго се- куляризационного штурма внутри страны. Колоссальные усилия, за­траченные Иваном III на разработку антилитовской стратегии, по­шли прахом.

Сколько-нибудь дальновидному политику было ясно, что спустя поколение Москва и впрямь может оказаться зажатой в клещи меж­ду Речью Посполитой и объединенными татарскими ханствами, за спиной которых маячила Турция. Час выбора пробил. Немедлен­но надо было решать: с кем и против кого Москва. Кто ее союзники и кто враги?

Европейские дипломаты настойчиво склоняли ее к антитурецко­му альянсу. И теперь, когда недобитые татарские гнезда трансфор­мировались в гигантский гангстерский союз, способный в одночасье посадить в седло сотни тысяч всадников, такой альянс превращался из платонического пожелания в политический императив. В любом случае, однако, острие московской стратегии следовало повернуть с Запада на Юг. Ситуация требовала повторения Угры.