В ней ли только дело, однако? Ведь и в июне 1848 года, когда над европейской революцией уже сгустились тучи и в Праге, и в Бадене, и в Париже, Маркс и Энгельс, напомнив европейцам о легендарном восклицании Николая «Седлайте коней, господа офицеры!», концентрировали внимание не столько на решающих действиях европейских палачей революции, сколько на совершенно несущественных маневрах российской армии: «Многочисленные передвижения войск, которые Россия стягивает к Бугу и Неману, не имеют другой цели, кроме как возможно скорее освободить „дружественную" Германию от ужасов революции».110
Ну, можно ли, право, было ошибиться грубее? На деле, как мы знаем, «передвижения войск», о которых говорили классики, направлены были на «отпор [революции] на берегах Вислы». И конались они вовсе не грандиозным вторжением в Германию, но всего лишь маргинальной интервенцией в беззащитную Валахию.Право, похоже, что, не вторгнись в конечном счете русская армия в Венгрию, миф о «жандарме Европы» имел все шансы тихо умереть собственной смертью. Но Николай вторгся — 18 июня 1849 года — через 15 месяцев после того как революция стала общеевропейской и год спустя после её общего отступления. Вторгся потому, что изолированная Венгрия в одиночку противостояла всей контрреволюционной Европе и ровно никакими международными осложнениями это вторжение не грозило.
Там же.
14 апреля 1849 г
°Да Лайош Кошут провозгласил Венгрию независимой и династию (австрийский император был королем Венгрии) низвергнутой. «Господь может покарать меня всякими напастями, — воскликнул он, — но одной беды наслать он на меня больше не сможет: снова сделаться подданным австрийского дома».111 Империя Габсбургов оказалась под угрозой распада. Только что вступивший на престол молодой император Франц-Иосиф умолял Николая о помощи. Прежде чем помочь, однако, тот заставил его пройти через символическую, но от этого не менее унизительную процедуру подчинения воле Большого брата. 21 мая Франц-Иосиф вызван был в Варшаву словно бы затем, чтобы публично подтвердить роль зависимого от России монарха. Он, как мы еще увидим, хорошо запомнил это унижение.Так или иначе, 350-тысячное русское войско под командованием фельдмаршала Паскевича вторглось в Венгрию. Вместе со 120-тысяч- ной австрийской армией генерала Гейнау войска интервентов вчетверо превосходили венгерские. И все-таки блицкрига не получилось. Отчасти из-за блестящих маневров венгерского генерала Гергея, отчасти из-за эпидемии холеры, уложившей чуть не половину русской армии в лазареты, отчасти из-за медлительности Паскевича, но самое главное, из-за устаревшего вооружения николаевских войск.Нельзя сказать, чтобы император, необыкновенно раздраженный затянувшейся кампанией, не знал об отсталости вооружений своей армии. Еще в июле 1848-го, за год до вторжения в Венгрию и за шесть лет до Крымской войны, он писал Паскевичу: «Нельзя тоже терять нам из виду, что мы одни остались с кремневыми ружьями и драться будем с войсками, кои все имеют ружья ударные и потому вся выгода в сём отношении будет на стороне противника». Но тут же добавлял горестно: «скоро переменить ружья не можем».112 И в самом деле, где было взять деньги на новые ружья, когда на очереди стояло обновление парадного обмундирования? Для Николая это было бесконечно важнее. А потом о ружьях просто забыли.Как бы то ни было, на исходе лета Гергей сложил оружие и Паске- вич мог рапортовать своему повелителю: «Венгрия у ног вашего импе-
«История», т.5, с. 132.
А
раторского величества». На долгом веку фельдмаршала это была третья страна, которую положил он к ногам императора (в 1828 году то же самое рапортовал он из Персии, в 1831-м из Польши). С этого момента Николай официально считался «жандармом Европы». Впрочем, даже Линкольн заметил, что «кровавые битвы Крымской войны со всей очевидностью продемонстрируют, до какой степени ничему не научились Николай и его генералы на опыте Венгрии в 1849 году».113
У всей этой истории был, однако, еще один неожиданный результат. С международной революцией было покончено. Надолго, как тогда казалось, если не навсегда. Победили её другие. Николай имел к этой победе лишь самое, как мы видели, косвенное отношение. Александровские лавры ему на этом поприще больше не светили. И мир в его глазах решительно изменился. Как писал он проживавшему в изгнании Меттерниху, «в глазах моих исчезает целая система взаимных отношений, мыслей, интересов и действий».114
Будь Николай президентом страны, на второй срок его бы без сомнения не переизбрали. Но поскольку был он самодержцем, то России предстояла лишь крутая переориентация её внешнеполитической стратегии. И Крымская катастрофа.Восточный вопрос
опрос лишь в том, в каком направлении произошла эта переориентация и каким