«Вы повели всё зто по иному — и пусть; но дайте мне любить свое отечество по образцу Петра Великого, Екатерины и Александра. Я верю, недалеко то время, когда, может быть, признают, что зтот патриотизм не хуже всякого другого»?
9 Тут Петр Яковлевич ошибался сильно. Патриотизм «по образцу Николая» оказался вовсе не преходящим настроением. Просто потому, что, как мы уже знаем, однажды заболевшую наполеоновским комплексом страну не выпускает он из своих лап десятилетиями, порою столетиями. Познакомившись с текстами его антагонистов, читатель поймет, надеюсь, почему и внукам современников Чаадаева не суждено было увидеть возвращение к патриотизму «по образцу Петра Великого, Екатерины и Александра». Напротив, во времена Чаадаева Россия уходила от этого патриотизма стремительно. И, казалось, безвозвратно. По крайней мере, и сорок лет спустя после его письма, при Александре III, голос Владимира Сергеевича Соловьева, протестовавшего «против повального национализма, обуявшего наше общество и литературу»,30 звучал в России так же одиноко, как и чаадаевский в 1850-е.Но в одном отношении, по крайней мере, Чаадаев себя не обманывал: в последние годы его жизни остался он в безнадежном меньшинстве. Доказательством было то, что в войне середины 1850-х «русское правительство чувствовало себя ... в полнейшем согласии с общим желанием страны; этим в большой мере объясняется роковая опрометчивость его политики в настоящем кризисе».
П.Я. Чаадаев
. Сочинения и письма, M.f 1914л- 2, с. 280-281. B.C. Соловьев. Сочинения в двух томах, М., 1989,1. i, с. 531.
Другими словами, Чаадаев понимал: не одно лишь правительство виновато втом, что дело дошло до войны с Европой. Большинство тогдашнего политического класса России хотело померяться силами с Европой, видело в этой войне крестовый поход, желанную, благословенную минуту, призванную увенчать четвертьвековое царствование. До такой степени неузнаваемо изменились по сравнению с александровскими временами сами ценности общества, его мировосприятие. Но почему? Как это случилось? Вот объяснение Чаадаева.
«Кто не знает, что мнимо-национальная реакция дошла у наших новых
учителей до степени настоящей мономании? Теперь уже дело шло не о благоденствии страны, как раньше, не о цивилизации, не о прогрессе... довольно было быть русским: одно это звание вмещало в себя все возможные блага, не исключая и спасения души. В глубине нашей богатой натуры они открыли всевозможные чудесные свойства, неведомые остальному миру». И правительство капитулировало перед мифотворцами.«Онихотели водворить на русской почве совершенно новый моральный строй... придуманный единственно для нашего употребления, нимало не догадываясь, что обособляясь от европейских народов морально, мы тем самым обособляемся от них политически и раз будет порвана наша братская связь с великой семьей европейской, ни один из этих народов не протянет нам руки в час опасности. [Они] не задумались приветствовать войну, в которую мы вовлечены, видя в ней осуществление своих ретроспективныхутопий, начало нашего возвращения кхранительно- му строю, отвергнутому нашими предками в лице Петра Великого». Что касается «равительства, то оно