Россия и Европа. Том 2

и другие расхожие объяснения (оправдания) ее перманентной от­сталости, столь распространенные в отечественной и зарубежной историографии. Он с открытым забралом бросается в бой с мифа­ми отечественных авторов и мифологемами западных ученых. И делает это с темпераментом яркого журналиста, но, вооружив­шись знанием и анализом огромного объема источников (см. биб­лиографию его книг), что позволяет ему оставаться в рамках науч­ной корректности.

Начав в 1981 году с «The Origins of Autocracy», А. Янов развивает свой

анализ в «России против России» (1999), «Россия: у истоков траге- ⁴ дии, 1462-1584» (2001), «Патриотизм и национализм в России. 1825-1921» и, наконец, в этой трилогии, подводящей своего рода итог его многолетним исследованиям.

Всё это книги — предупреждения: похоже, мы перед последним выбо­ром у последней черты. Мы снова занесли ногу над четвертой сту­пенью соловьевской лестницы.

А в таких ситуациях алармизм не может быть избыточным.

Слишком много из происшедшего в последние годы напоминает «раз­ворот над океаном», а очередная невменяемость элитлишь укреп­ляет А. Янова в его опасениях.

В.О. Ключевский говорил, что «история — не учительница, а надзира­тельница, наставница жизни, она ничему не учит, а только наказы­вает за незнание уроков». И хотя Янов числит Ключевского, равно как и B.C. Соловьева, в своих учителях, он выступает здесь как че­ловек, не теряющий надежды, что при определенном подходе, в частности при демифологизации истории, она способна научить, предостеречь.

Втом же русле — позиция Янова, отвергающая расхожую формулу, со­гласно которой история не знает сослагательного наклонения. Нет, говорит он, мы обязаны исследовать возможные альтернати­вы на всех переломных отрезках истории — как своей, так и дру­гих стран — в схожих обстоятельствах. И здесь, хотим мы того или нет, мы оказываемся вовлеченными в сопоставление судеб Рос­сии и Германии в кровавом XX веке, России и Франции в начале векаХ1Х-го.

И вот мы снова в водовороте очередного «цикла» — попытки встать на европейский путь. У сегодняшней попытки больше шансов на ус­пех, не в последнюю очередь потому, что мир вошел в зону стре­мительных трансформаций. Эту зону больших скоростей, пользу­ясь терминологией газовой динамики, можно назвать ударной волной, где в узком интервале пространства/времени происходят кардинальные изменения основных параметров.

А после начинается «другое время»...

Как следствие этой «особости» нашего времени — попытка вхождения в Европу (успешная или нет) может происходить неизмеримо жест­че, а возможно, и катастрофичнее, чем те, что случались раньше, когда процессы были растянуты во времени, а взаимодействие и взаимовлияние государственно-политических устройств и укла­дов было значительно слабее. Транспортно-коммуникационный технологический взрыв второй половины ХХ-го века резко изме­нил ситуацию.

Мир и, не в последнюю очередь, Россия, как мы сейчас видим, оказал­ся не готов к новым вызовам, потому что не только генералы и по­литики, но и идейные лидеры общества застряли во времени: по инерции готовятся к прошлым войнам, конфликтам, ушедшим ситуациям.

Трилогия Александра Янова несомненно получит весьма разные и даже противоречивые оценки. И уже только это есть одно из ее достоинств.

Хотелось бы, чтобы суждение о ней высказали как можно больше оза­боченных судьбой страны людей, а полемика с автором велась по возможности с позиций подлинного патриотизма, с опорой на факты, а не эмоции и укоренившиеся мифы-клише, среди кото­рых — «обреченность» России на державное величие.

Думаю, что непредвзятое и внимательное прочтение книг, особенно — действующими политиками, может помочь увидеть реальное место нашей страны в мире, а значит — способствовать избежанию оче­редного (не дай Бог — последнего!) тупика отечественной истории.

Академик Ю.А. Рыжов

смысл трилогии: Размышления

автора

История учит даже тех, кто у неё не учится, она их проучивает за невеже­ство и пренебрежение.

В.О. Ключевский

\

«По мере того как шли годы, — признавался в предисловии к свое­му двухтомнику „Открытое общество и его враги" сэр Карл Реймонд Поппер, — оптимизм, пронизывающий эту работу, все больше и больше казался мне наивным. Мой голос доносился до меня слов­но из отдаленного прошлого, как голос какого-нибудь пылавшего надеждой реформатора XVIII или даже XVII века».³ И при всем том ничего не стал сэр Карл менять ни в основном тексте своих полеми­ческих томов, нитем более в самом ихмифоборческом пафосе.

Мое отношение к трилогии «Россия и Европа. 1462-1921» очень напоминаетто, что испытывал к своему старому двухтомнику Поп­пер. С той, конечно, разницей, что он развенчивал опасные мифы, созданные Платоном и Марксом, а я те, которыми обросла за не­сколько поколений русская история. Увы, я тоже нахожу оптимизм первой книги своей трилогии наивным и тоже мало что в ней меняю.