Сразу после Сараевских выстрелов Грей в очередной раз демонстративно подчеркнул незаинтересованность Англии в развитии напряженности и сумел создать у немцев полную иллюзию того, что Англия в войне против Германии участвовать не будет. Подстрекательство было не столько тонкое, сколько совсем уж бесчестное. Потом историки будут объяснять поведение Англии ее тревогами по поводу растущей-де германской морской мощи, но вот как соотносились военно-морские силы на основном морском театре в Северном море. Англия имела в «Гранд-Флит» («Большом флоте») и «Флоте Канала» 20 дредноутов, 38 додредноутов (линкоров), 5 линейных крейсеров, 67 крейсеров, 192 эсминца и 68 подводных лодок.
Флот открытого моря Германии включал в себя 15 дредноутов, 22 додредноута, 3 линейных крейсера, 25 крейсеров, 137 эсминцев и 24 подлодки.
Общее же число наиболее тяжёлых кораблей сверхдредноутного, дредноутного и додредноутного типа у Англии выглядело еще внушительнее — 66 против 37 немецких. То есть за англичанами оказывалось явное преимущество — особенно с учетом французского флота (правда, слабого), отличной береговой обороны и хорошо защищенных морских баз.
Англичане более интенсивно наращивали флотскую мощь.
На Балтийском море русский Балтийский флот подавляюще превосходил немецкие силы, и поэтому немцы оказывались перед необходимостью перебрасывать часть кораблей из Северного моря на Балтику через Кильский канал (что они потом и делали).
Нет, дело было не во флоте. Во-первых, Англия желала войны лишь чуть менее, чем США. Янки война сулила только и исключительно многочисленные выгоды: подъем производства, снижение безработицы и социальной напряженности, финансовое закабаление Европы, усиление своего политического влияния и создание массовой армии. И все это — без малейшего риска для своей территории, без риска проиграть войну.
Но и Англия рассчитывала отбояриться лишь экспедицией на континент без ущерба для своей страны. А одновременно она предполагала разбить опасного германского конкурента, чьи товары все больше вытесняли английские на мировом рынке. Однако подобные соображения могли заботить и заботили элиту. Что касается рядового англичанина, то он воевать на суше с себе подобными (с европейцами) не умел и не любил. Недаром Бисмарк в свое время похохатывал: «Если бы Англия высадила на берега Германии десант, то я просто приказал бы полиции его арестовать».
Так что двинуть массы англичан «на континент» оказалось так же трудно, как подвигнуть на войну заокеанских «янки». О том, как справилась элита США с навешиванием «бубенцов воинственности» на рядового американца, мы в свое время уз наем. Но технология была применена та же, что и в Англии. Ее хорошо описал генерал В. Федоров, посетивший «Остров» в 1915 году с миссией адмирала Русина: «Газеты и журналы, плакаты и листовки, публичные доклады, патриотические манифестации, кино, театр»…
У Трафальгарской колонны Нельсона непрерывно шел поставленный с размахом балаган по записи добровольцев на фронт. В результате «китченеровская» армия (названная так по фамилии военного министра Г. Китченера) вырастала на глазах: за год с 200 тысяч до 1 миллиона.
Соответственно росло и военное производство, чему очень способствовал принятый сразу после начала войны «Декрет о защите государства».
Соответственно возрастали и централизация, контроль капитала за жизнью страны, ставшие приметой новой эпохи. Ранее хоть умирать можно было по своему выбору. Теперь и этой «демократической свободы» европейца все более лишали. И война, и тыл приобретали черты тотальности.
А в итоге росли прибыли элиты, то есть то, ради чего весь сыр-бор усиленно и разжигали.
В списке акционеров только одного оружейного концерна Армстронга, который с начала века выплачивал дивиденды не менее 10, а то и 15 %, были имена шестидесяти представителей знати или их жен, сыновей, дочерей, пятнадцати баронетов, двадцати сэров-рыцарей, восьми членов парламента, пяти епископов, двадцати крупных офицеров и восьми журналистов. Война компании могла принести одно — повышение годовых доходов в три, пять, а то и в десять раз. Было из-за чего стараться!
Английский журнал «Экономист» 13 февраля 1915 года, уже во время войны, в испуге проговорился: «Филантропы выражают надежду, что мир принесет международное ограничение вооружений. Но те, кто знают, какие силы фактически направляют европейскую дипломатию, не увлекаются никакими утопиями»…
Сэр Эдуард Грей утопиями не увлекался. Он и его патроны прекрасно понимали, что начинать войну имеет смысл только тогда, когда против Германии будет воевать Россия.
Сараево было воспринято различными кругами по-разному. Убийство наследника австрийского престола можно было, конечно, счесть за «casus belli», то есть повод к войне. Но вначале Европа отнеслась к нему с явным безразличием. Николай II в своем дневнике об этом событии не упомянул ни словом. В Кронштадте тогда гостила английская эскадра с королем Георгом V на борту, и царь оставил для истории лишь сведения о байдарочных катаниях и завтраках с Georgie.