И будущее опять зависело от того, как выстроят свои отношения, прежде всего, два великих народа - русский и немец кий. После Первой мировой войны, как и до нее, именно Россия и Германия держали в своих руках не только собственные судьбы, но и судьбы войны и мира вообще.
К ним - к народам и их отношениям - мы и вернемся...
Россия и Германия... Оглянемся-ка мы еще раз далеко назад и посмотрим, а что же было общего у наших стран? И было ли что общее у них, таких разных, к двадцатым годам двадцатого века, даже не имеющих общей границы?
Была, конечно, общая история, были войны русских с Фридрихом Прусским, были и войны, которые Пруссия вела вместе с русскими против Наполеона, были "войны" таможенные и была Первая мировая война, которая очень уж немцев с русскими не рассорила.
Не рассорила, наверное, потому, что Россия давно знала Германию лучше, чем любую другую европейскую страну. В чем была причина? Немца в России еще с петровских времен не очень-то любили, но вошел он в русскую жизнь настолько прочно, что в своем описании петербургского раннего утра наш Пушкин писал: "И хлебник, немец аккуратный, в бумажном колпаке не раз уж отворял свой васисдас". Васисдасом, как пояснял сам Пушкин, называли тогда "фортку", в которую до открытия булочной продавали хлеб.
У гения даже мгновенный набросок глубок и точен, и Пушкин одной фразой вполне подтвердил свой класс. Всего дюжи на слов, а как здорово подмечены тогдашние типично немецкие черты: мирные наклонности, точность, аккуратность и трудолюбие, чистоплотность... А также - тот взгляд на жизнь, который выразился в немецкой поговорке: "Утренние часы с золотом во рту". Так вот и жили в нашей России "русские" немцы.
Была кроме маленькой - русской "Германии" - и другая Германия, непосредственно "германская", раздробленная на мелкие "государства". Но и раздробленная, она думала о будущем объединении под рукой Пруссии и при помощи России. 10 марта 1813 года партизан Денис Давыдов, освободив Дрезден от французов, при всех орденах (в том числе и прусском "За достоинство") произнес речь перед городской депутацией "о высокой судьбе, ожидающей Германию, если она не изменит призыву чести и достоинству своего имени; о благодарности, коей она обязана императору Александру, вступившему в Германию для Германии, а не для себя, ибо его дело уже сделано"...
Правда, Давыдов же шутливо признавался потом, что в своей речи он широко пользовался готовыми фразами из русских прокламаций, "целые груды которых лежали в памяти моей, как запас сосисок для угощения немцев". Но, во-первых, тон прокламаций говорил сам за себя. Да и Давыдов, в общем-то, не фальшивил. Ведь еще в записках о временах Тильзита (когда Наполеон разбил Пруссию и заигрывал с нашим Александром) Давыдов писал: "Впереди Россия с ее неисчислимыми средствами для себя, без средств для неприятеля, - необъятная, бездонная. Позади - Пруссия, без армии, но с народом, оскорбленным в своей чести, ожесточенным, до веденным до отчаяния насилиями завоевателей, не подымающим оружия только потому, что не к кому еще пристать".
Уважение к Германии и понимание общности ее интересов с русскими интересами тут налицо.
Увы, путем взаимно обогащающего и взаимно дополняющего сотрудничества две страны, два народа не пошли. Только великие русские самодержцы - а было их после воцарения Романовых всего-то два: Великий Петр I да Великая Екатерина II - верно видели интерес России в том, чтобы умно брать у немцев все, нам недостающее.
Александр I и Николай I этот принцип окарикатурили, отдав политику России в руки немецким канкриным и нессельроде.
Александры II, а потом и III, не придумали ничего лучшего, как сближение с Францией.
Россия слабела, теряла лицо, и в крепнущей Германии начали развиваться настроения, не очень-то для нас полезные,
В 1880 году один из гениальных русских мыслителей - Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин - путешествовал по Германии и случайно там познакомился с белобрысым юно шей, принятым им вначале по виду за "скитальца из Котельнического уездного училища". Но услышал он в ответ: "Я сольдат; мы уф Берлин немного учим по-русску... на всяк слючай!".
Великий сатирик написал: "Мы, русские, с самого Петра I усердно "учим по-немецку" и все никакого случая поймать не можем, а в Берлине уж и теперь "случай" предвидят и учат солдат "по-русску".
Писал Щедрин и так: "Берлин скромно стоял во главе скромного государства. Милитаристские поползновения существовали в Берлине и тогда, но они казались столь безобидными, что. никому не внушали ни подозрений, ни опасений, хотя под сению этой безобидности выросли Бисмарки и Мольтке... Лучшее право старого Берлина на общие симпатии заключалось в том, что никто его не боялся, никто не завидовал и ни в чем не подозревал, так что даже Москва-река ничего не имела против существования речки Шпрее. В настоящее время все радикально изменилось. Застенчивость сменилась самомнением, политическая уклончивость - ничем не оправдываемой претензией на вселенское господство".