Россия и Германия. Вместе или порознь? СССР Сталина и рейх Гитлера

— В Севастополе, господин рейхсканцлер, есть еще один любимый русскими моряками памятник — капитан-лейтенанту Казарскому, командиру брига «Меркурий». Этот бриг отбился от превосходящего врага, а потом спасся бегством. На памятнике написано: «Потомству в пример»… Октябрьский на мгновение задумался, а потом убежденно сказал:

— Иногда важнее не победить, а не сдаться… И его маловыразительное скуластое лицо в один миг становится скульптурным. Стоявший рядом Тевосян задумчиво, как бы про себя, произнес:

— Наш Аносов считал, что стальная пушка могла бы спасти Севастополь. Но в николаевской России, при Нессельроде и Канкрине, к нему не прислушались… Зато уроки Крымской войны учел ваш Крупп.

— Да, — согласился Гитлер. — И благодаря стальной пушке Круппа мы победили французов под Седаном… Намек был прозрачным: вас французы здесь побили, а мы побили французов. Тевосян возражать не стал и даже подтвердил:

— В отличие от нас под Севастополем. Потом прибавил:

— А царскому правительству пришлось покупать пушки у Круппа.

— Вот как? — удивился фюрер. — Это интересная деталь. Но вы говорите, адмирал, — Нессельроде, Канкрин… Это что — немцы?

— Немцы…

— Вам не кажется немного странным, что ваши, — Гитлер выделил это «ваши», — немцы России повредили, а наш Крупп ей помог? Тевосян улыбнулся:

— Да, господин рейхсканцлер, русские немцы не всегда были полезны России. Была великая Екатерина, был и ничтожный Нессельроде… Я много думал над этим и твердо знаю одно — исторические судьбы Германии и России переплетены давно. Вопрос в том, как завязывать и развязывать эти узлы… И, помолчав, прибавил:

— А делать хорошие стальные пушки мы все же потом научились и сами… Да и броню тоже… На обратном пути время пролетело незаметно, потому что наполовину его провели за обедом в кают-компании, в конце которого адмирал Октябрьский преподнес приятный сюрприз.

— По поручению товарища Сталина разрешите преподнести вам в дар на память о нашем походе и Черном море этот морской пейзаж художника Айвазовского и офицерский кортик. А фройляйн просим принять вот этот скромный подарок. Адмирал взял из рук затянутого в белое лейтенанта белоснежный комплект русской матросской формы с золотыми нашивками на маленьких квадратных погончиках, нарядной бескозыркой и широким кожаным ремнем с горящей золотом бляхой, украшенной якорем. Ева растерялась, но быстро справилась с волнением и вопросительно посмотрела на фюрера. Тот снисходительно кивнул и ответил за Еву:

— Не хотите ли вы, герр адмирал, намекнуть этим на то, что отныне я буду находиться в плену у русских моряков даже в стенах собственного дома?

— Нет, герр рейхсканцлер, скорее это означает, что русские моряки всегда готовы быть рядом с вами! О-о! С этими русскими надо было держать ухо востро! Адмиралы Сталина были точны и остроумны даже в таких деталях. А за быстротой ответа угадывалась все та же сталинская воля. И все-таки игры за этим не чувствовалось. Это был очередной жест, демонстрация доброй воли… Пустяковая иллюстрация к серьезным разговорам, о которых надо было думать, но не сейчас. Сейчас хотелось воспринимать лишь внешнюю, видимую сторону вещей, а анализ отложить на потом. Уже в Форосе Ева, дурачась, начала переодеваться в подаренный костюм, и только тут обнаружила и торжествующе сообщила фюреру, что он сделан из тонкого льна, а воротник — по виду такой же, как и у загорелых краснофлотцев, сплетен из красивого плотного кружева. Последним сюрпризом оказалась бляха. Она не только отливала золотом, но и была сделана из него. * * * ДЕНЬ пролетел незаметно и клонился к закату. Время не чувствовалось. Его не хотелось узнавать, отсчитывать, измерять. И лишь по инерции Гитлер вяло поинтересовался у Евы:

— А какое у нас завтра число?

— Двадцать второе, — немного удивленно ответила Ева. — Как быстро время-то летит… Почти закончился июнь. Не верится, что через день мы будем снова в Бергхофе…

ГЛАВА 1. Об истории реальной, виртуальной, рациональной. О роли личности в истории. И о главной ошибке Сталина

ЧТО В ЧЕСТНОМ историческом исследовании надо считать наиболее существенным? Племянница Ленина — Ольга Дмитриевна Ульянова рассказывала мне, что однажды ее публично спросили:

— Толкуют то о немецких, то о еврейских корнях Ленина со стороны матери… А какой вариант устроил бы лично вас? И Ольга Дмитриевна не растерялась: