Россия и Япония: стравить!

«Как русский в Японии, так и японец в России всегда свободны и не подвергаются никаким стеснениям. Учинивший преступление может быть арестован, но судится не иначе как по законам своей страны».

Да, мы вполне могли дружить, взаимно уважая законные интересы друг друга.

Чехов в своих сахалинских очерках сообщает много интересных подробностей и констатирует: «Отношения у местной администрации и японцев великолепные, какие и быть должны».

Он же пишет, что после того, как со второй половины XIX века на Южном Сахалине стали укрепляться русские, японские промышленники, облюбовавшие эту зону из-за обилия рыбы и почти дарового труда айнов, встревожились... «Соображение, что они могут потерять хорошие доходы и даровых рабочих, — продолжал далее Антон Павлович, — заставило их внимательно следить за русскими, и они уже старались усилить свое влияние на острове в противовес русскому влиянию. Но... за отсутствием уверенности в своем праве эта борьба с русскими была нерешительна до смешного, и японцы держали себя как дети. Они ограничивались только тем, что распускали среди айнов сплетни про русских и хвастали, что перережут всех русских, и стоило русским в какой-нибудь местности основать пост, как вскорости в той же местности, но только на другом берегу речки, появлялся японский пикет, и, при всем своем желании казаться страшными, японцы все-таки оставались мирными и милыми людьми: посылали русским солдатам осетров, и когда те обращались к ним за неводом, то они охотно исполняли просьбу»...

Это было написано за пятнадцать лет до Русско-японской войны, и тут Чехов подметил в пустяке очень важное — отсутствие злобности по отношению к русским у простых японцев.

Спесью отличались власть имущие, но спесь — черта характера напускная. Ее устраняет или жесткий напор, или полная достоинства, чуть ироничная улыбка.

Улыбаясь Японии японцев и спокойно выдерживая взгляд Японии самураев, Россия могла обеспечивать себе на Дальнем Востоке прочный мир!

Однако у возможной русско-японской дружественности были на Тихом океане те же враги, что и в Европе у нас с немцами. Так же «гадила» нам здесь англичанка, и так же она все чаще гадила не только к своей выгоде, но и к выгоде дяди Сэма...

И все чаще гадил нам сам этот дядя Сэм...

Пиком (или, если желается — впадиной) глупой ситуации стала Русско-японская война 1904 года. Но о ней — позднее...

А пока вернемся опять в Китай...

Великая Октябрьская социалистическая революция перевела отношения России с Китаем в плоскость «пролетарского интернационализма». Китай рассматривался как естественный великий союзник по будущей мировой революции.

Однако в революционно-демократических процессах в Китае преобладали антиимпериалистические и националистические, а не классовые факторы.

Тем не менее СССР весьма старательно помогал Китаю в его стремлении обрести самостоятельность, а также — и в его антияпонской борьбе. Еще в 1924 году было заключено советско-китайское соглашение, которое аннулировало все неравноправные договоры, заключенные царской Россией, с отказом (по статье XI соглашения) от «русской части возмещения», то есть так называемой «боксерской» контрибуции.

Помогали мы основателю Гоминьдана Сунь Ят-сену, помогали китайским коммунистам, но помогали и буржуазному националисту Чан Кай-ши. Он даже невестку от нас получил для своего сына Цзян Цзин-го — «Машу с Уралмаша». На Урале комсомолец Цзян Цзин-го работал под псевдонимом Николая Владимировича Елизарова.

Однако — вотще! «Русская» политика и Гоминьдана во главе с Сунь Ят-сеном, а впоследствии с Чан Кай-ши, и Компартии во главе с Мао Цзэдуном по отношению к СССР была, честно говоря, перманентно двуличной.

А в лучшем случае — меркантильно-иждивенческой.

Ну вот, скажем, лидер Китая Сунь Ят-сен. Умер он в марте 1925 года, то есть тогда, когда сам Советский Союз еще лишь выбирался из-под развалин двух войн и интервенции.

Тем более тяжело было нам в году 1922-м...

И...

И вот весной 1922 года Сунь встречается с сотрудником Коминтерна Сергеем Далиным и сообщает ему о своем настойчивом желании привлечь Советскую Россию к грандиозному железнодорожному строительству в Китае.

— Покрыть Китай сетью железных дорог — моя мечта, — простодушно признавался он Далину.

Далин знал, что Сунь в свое время заведовал Бюро по железнодорожному строительству, что мечты такие у него имеются издавна и что в 1914 году он даже создал в Шанхае для этого фирму.

Поэтому Далин вежливо согласился:

— Что же, ваша мечта — прекрасная и полезная мечта.

— И еще одна моя мечта — соединить Кантон и Москву железной дорогой через Туркестан.

— Идея прекрасная, но откуда же взять средства? — удивился Далин.

— А вы?

— Эх! Мы сами были бы не прочь получить их от кого-нибудь для наших железных дорог...

— Да-да, я пытался добиться поддержки от Запада...

— Ну и как?

— Безуспешно...

Далин был коммунистом, советником Коминтерна, и поэтому он предложил Сунь Ят-сену вполне естественный совет:

— А вы попробуйте провести хотя бы налоговую (не аграрную!) реформу в интересах прежде всего среднего крестьянства!