Россия и ислам. Том 1

Самооценка Руси периода крещения отличается двойственностью. С одной стороны, Русь осознает себя как часть христианского мира. Граница «свои – чужие» пролегает между культурно освоенными, христианскими, связанными с оседло-городской цивилизацией землями и «дикой» степью. С другой стороны, напряженность в русско-византийских отношениях, а затем раскол между западной и восточной церквами заставляет проводить эту черту по линии Русь – Греция, Русь – католическая Европа, т. е. в конечном счете уже сложившаяся «старая» христианская цивилизация – «молодая» христианская цивилизация восточных славян (как их противопоставлял в XI в. митрополит Иларион). Однако своеобразие положения проявляется в том, что Византия остается, при любых военно-политических конфликтах, религиозной метрополией (я бы уточнил – «религиозно-политической метрополией», учитывая, что русские князья именовали себя «архонтами», т. е. признавали себя производными от византийской государственной машины. – М.Б.). В равной мере складывающаяся феодальная структура Киевского государства испытывает влияние нормы развитой рыцарской культуры европейских государств. Это приводит к тому, что «чужое» получает значение «культурной нормы» и высоко оценивается на шкале культурных ценностей, а «свое» или вообще выводится за пределы культуры как «докультурное», или же получает низкую оценочную характеристику. Таким образом, создаются условия для своеобразной культурной традиции. В предельных случаях это может (даже на ранних стадиях культуры) создавать возможности полной мены «своего» и «чужого». Осознание «чужого» как ценного (в религиозном аспекте как нормативного) не отменяет психологического недоверия, вызываемого постоянно обновляемым чувством его инородности. Одновременно возможно и другое: создание психологической ситуации раздвоенности. Мир высоких ценностей вызывал двойственное отношение, будучи также источником подозрительности и недоверия. Словом, в русской феодальной культуре на самых разных стадиях ее функционирования имело место «своеобразное сочетание ксенофобии и тяготения к иностранцам» (С. 114), исключительно сложное отношение автохтонного коллектива к чужакам. Широко распространенная ситуация, при которой новатор приходит извне, осложнялась реально-исторической коллизией «Русь – Византия» или «Россия – Запад». Двойственность внешнего мира (источник святости или знания, с одной стороны, источник греха и безверия – с другой) «приводила к внутренней противоречивости отношения и контактам с ним: путешествие (или связь) с чужими землями могла быть в принципе амбивалентной – и источником добра, и причиной Зла…» (Там же).

59 Что, впрочем, не мешало московским правителям вести хитрую игру со словом «бесермены» («басурманы»). Так, в 1517 г. Василий III заверял имперского посла Герберштейна, что он готов примириться с польско-литовским королем Сигизмундом ради своего «брата» императора Максимилиана и из-за того, чтобы рука «бесерменская не высилась и государи бы бесерменские вперед не ширились, а христианских бы государей над бесерменством руки высилися и государства бы христианские ширились» (Сборник русского исторического общества. Т. 35. С. 502–503, 506–507). Как замечает Зимин: «эта расплывчатая формулировка о «бесерменских государях» вообще давала русским дипломатам возможность интерпретировать ее так, как это они считали для себя подходящим, и одновременно создавала впечатление готовности России пойти на вступление в антитурецкую лигу» (Зимин АЛ. Россия на пороге нового времени. С. 185).

6 °Cм.: Берхин И. Сожжение людей в России в XIII XVIII в. // Русская старина. 1885. Т. 45. № 1. С. 189–192; Загоскин Н.П. Очерк истории смертной казни в России. Казань, 1892. С. 27, 58–57.

61 Т. е. духовный собор с участием царя Ивана Грозного и представителей Боярской думы, заседавший в Москве в январе – феврале 1551 г. (окончательно завершил свою работу в мае того же года). Свое название получил от сборника соборных решений, поделенного на сто глав, – «Стоглав».

62 Это – поношение, оскорбление словами или действием, а также неверие, отрицание «Господа Бога», «Иисуса Христа, Богородицы, «честного Креста и святых» и прочие посягательства на основы христианского вероучения. (См.: Карамзин Н.М История Государства Российского. СПб., 1819. T. VI. С. 198–199.)

63 Византийцы – да, впрочем, и не только они – доказывали (основываясь на полемическом отрывке из Послания апостола Павла Галатам. 4. 21–91), что мусульмане, будучи «сынами рабыни» (секта Агари), изъяты из истории спасения (см.: Sachas D.J. John Damascus on Islam. Leiden, 1972. P. 51–56)

64 См: Развитие русского права в XV – первой половине XVII в. С. 164.