Россия и Южная Африка: три века связей

Когда мы листали страницы архивных документов, нам казалось, что с них сочится кровь тех людей. За архивными папками скрывались их стоны, их муки и надежды, обманы и самообманы, твердая уверенность в своей правоте, а порой — раскаяние, сожаление о напрасно прожитой жизни.

Размышляя сейчас, через много лет, о людях Коминтерна, нельзя не почувствовать снова то, что видел во время встреч с ними А.Б. Давидсон: они, должно быть, были искренни в своих убеждениях и заблуждениях.

Но можно ли считать, что искренние убеждения искупают все? Как это у Достоевского — нравствен не тот, кто верит своим идеалам, а тот, кто все время проверяет, нравственны ли его идеалы.

В год роспуска Коминтерна в Магадане вышла книжка «Африка. Справочные материалы» [367]. Ее нашел А.Б. Давидсон — и поразился. Просто оторопел. Издательство «Советская Колыма». Да еще во время войны! Кому нужна была Африка на Колыме в 1943-м?

Ни одного справочника по Африке ни в одном другом месте Советского Союза во время войны не выходило. А в Магадане вышел!

Случайность? Блажь магаданского городничего? Допустим. Чего не бывает в нашем необъятном отечестве. Но где можно было на Колыме найти материалы об Африке? Да еще в 1943-м?

Фамилия автора на книжке — «Тайц». И один инициал: «Р». Что это за «Р. Тайц»? Кто бы это мог быть? Кто из людей, занимавшихся Африкой, дожил на Колыме до 1943-го? Узнать не удалось.

Хотя Африка и не была среди главных полигонов Коминтерна, его деятельность в этом регионе все же дает возможность судить о характере созданной девять десятилетий назад могущественной всемирной организации, о ее стратегии и тактике, да и в целом об итогах ее истории.

Во Второй мировой войне

Накануне

В годы, предшествовавшие войне, отношение различных кругов южноафриканской общественности к Советскому Союзу во многом определялось их отношением к фашистской Германии, к Японии и к фашистским настроениям в самой Южной Африке.

Премьер-министр генерал Джеймс Барри Герцог, когда-то публично восхищавшийся большевистской революцией, перешел к идее, что только «Гитлер может остановить Россию» [368].

А вице-премьер Ян Смэтс, ненавидевший большевизм еще в те годы, когда Герцог им восхищался, теперь рассуждал неоднозначно. Конечно, в большевизме, как и в фашизме, он видел величайшее зло. И много раз это подчеркивал. «Большевизм, фашизм и нацизм уже здесь» [369]. «Эти идеологии (коммунизм, фашизм, и т. д.)» [370]. «С Гитлером, Муссолини и Сталиным, заправляющими континентом… Вы видите, какое зло эти негодяи уже принесли Испании» [371].

Смэтс пытался понять воздействие сталинизма на внутреннюю жизнь Советского Союза и считал его отвратительным. В 1933 г. его тревожили аресты английских инженеров в Москве [372]. В 1936-м, уже в разгар сталинского террора, когда южноафриканская писательница Сара Гертруда Миллин отправилась в Москву и Ленинград, Смэтс просил ее: «Посмотрите на Россию своими глазами и скажите мне, что она в действительности собой представляет». Выслушав ее впечатления и, очевидно, сравнив с другими доходившими до него вестями, он произнес слова, которые звучат страшно даже сейчас, когда мир знает о сталинском терроре уже неизмеримо больше, чем тогда: «Вы знаете, что я думаю о положении туземцев в Африке. Так вот, я лучше буду туземцем в Африке, чем русским в России» [373].

Но с приходом Гитлера к власти в Германии Смэтс стал больше бояться гитлеризма и даже уповал на антифашистскую позицию СССР. Еще в 1934 г. он выражал надежду на позитивное участие СССР в Лиге Наций: «Вполне возможно, что уход Германии заставит Россию смотреть более положительно на Лигу» [374].

В отличие от многих западных политиков, Смэтс не искал возможности стравить Россию с Германией. Наоборот, в обострении их отношений он видел опасность для всего мира. В сентябре 1936 г. писал: «Ситуация в мире, кажется, постоянно ухудшается. Я был глубоко обеспокоен, увидев как безобразно нацистские лидеры атаковали Россию на Нюрнбергском конгрессе» [375].

И, во всяком случае какое-то время, он возлагал надежды на военную мощь Советского Союза. В апреле 1937 г. писал: «…Германия также сделала чудовищные ошибки, и самая худшая — это одержимость Гитлера против России. Десять лет назад нападение на разрушенную и разоренную Россию было еще возможной политикой. Сегодня эта идея — безумный сон в летнюю ночь. Если Германия сейчас мощно вооружена, то и Россия тоже, причем у нее — значительно большие материальные и минеральные ресурсы для поддержания длительной войны» [376].

Очень тревожила Смэтса и агрессивность Японии в Азии.

Аполлон Давидсон в 60-х годах прошлого века встречался с академиком Иваном Михайловичем Майским. В 1930-х годах и в первые годы Второй мировой войны Майский был советским послом в Лондоне. В 1942-м именно через него шли все переговоры об установлении консульских отношений СССР с Южно-Африканским Союзом. Об этом Давидсон и попросил его рассказать. Майский начал рассказывать… а потом увлекся: