Россия и Южная Африка: три века связей

Подготовка плавания стала для Головнина первым по-настоящему крупным делом. Оказалось оно крайне сложным. Судно пришлось не просто снаряжать, а переоборудовать. Свирский лесовоз был, разумеется, построен для совсем иных целей и, конечно, не обладал необходимой прочностью. «Что же принадлежит до крепости судна, – писал Головнин, – то надобно сказать, что она не соответствовала столь дальнему и трудному плаванию: построено оно из соснового лесу и креплено железными болтами; в строении его были сделаны великие упущения, которые могли только произойти от двух соединенных причин: от незнания и нерадения мастера и от неискусства употребленных к строению мастеровых». Головнин сетовал, что строитель лесовоза «связал члены оного так только, чтобы можно их было в виде судна довести Невой до Петербурга».

Почему же все-таки была выбрана «Диана»? Головнин писал: «В выборе удобного для сего похода судна представилось немалое затруднение, ибо в императорском флоте не было ни одного судна, способного, по образу своего строения, поместить нужное количество провиантов и пресной воды сверх груза, назначенного к отправлению в Охотский порт» [33] .

В тот момент, в апреле 1808 г., Головнину шел 33-й год, он был еще только лейтенантом. Но в плаваниях – уже четырнадцать лет. За участие в битве со шведами на корабле «Не тронь меня» получил медаль.

В 1806 г., перед назначением капитаном «Дианы», Головнин только что прибыл из Англии. Стажировался там с 1802 г. Да и прежде служил за границей: в 1793–1794 гг. – в Стокгольме, в 1798–1799 – в Англии. Так что чиновники петербургского морского ведомства личность его представляли, должно быть, весьма смутно. И назначая командиром сложного похода, доверились похвальным аттестациям английских адмиралов Уильяма Корнуэллиса, Горацио Нельсона и Кодберта Коллингвуда, под началом которых Головнин плавал больше трех лет – в Вест-Индии, в блокаде Кадикса и Тулона. Головнин сам писал в своей «Краткой биографии»: командиром «Дианы» он был назначен «в уважение рекомендации английских адмиралов».

Но выбор был верным – Головнин был не только отличным моряком, но и высокообразованным человеком. Читал не только Кука и других путешественников, но и Руссо, Вольтера, Дидро, Монтескье. Был настоящим патриотом: всматриваясь в жизнь чужих стран, болел за свою, примечал ее недостатки и говорил о них вслух. Не терпел показухи, потемкинских деревень. Возмущался, когда начальник Главного морского штаба накануне «высочайшего» смотра Кронштадской гавани велел выкрасить у кораблей те борта, которые будут обращены к императору. Его любовь к отчизне проявлялась не в чванливости, не в шельмовании других народов, а в стремлении улучшить жизнь своего.

И капским заметкам Головнина веришь. Критикуя чужих, он не щадил и своих соотечественников. Попав с Юга Африки на Камчатку, сетовал, что «всякий чиновник и всякий солдат имел право с бочонком вина разъезжать по Камчатке и торговать с жителями, спаивая их с ума и употребляя разные обманы, чтобы выменять у них не только пушной товар, но и последний кусок дневной их пищи». И об управлении этим краем: «Когда мы видим часто дерзких смельчаков, которые, не страшась ссылки в Сибирь, употребляют с успехом во зло сделанную им доверенность и обогащаются в самых столицах, грабя казну и ближнего, то чего же должно ожидать от подобных сим людей в странах, отдаленных от высшего правительства на многие тысячи верст, где они управляют народами, не имеющими почти никакого понятия о законах и даже не знающими грамоты?»

Об управлении Сибирью: «Сибирь исстари была земля ябед и доносов... Бывали там чиновники, которых одна честь побуждала служить, так сказать, на сем краю света, но весьма редко; и все такие были притеснены сверху за то, что нечем им было поделиться, а снизу оклеветаны и обруганы потому, что ворам и грабителям не давали воли».

Критику Головниным действий Российско-Американской компании можно сравнить разве что со словами декабриста Пестеля в его «Русской правде»: «Самые нещастные народы суть те, которые управляются Американскою компаниею. Она их угнетает, грабит и нимало о существовании их не заботится; почему и должны непременно сии народы от нее быть совершенно освобождены».

Конечно, Головнин понимал, что его критика раздражает и чиновников, и обывателей. В своей «Краткой биографии» он писал о себе (в третьем лице): «Весьма любопытное его путешествие в 1810 году из Камчатки в Америку и обратно с подробным описанием колоний Российско-Американской компании по разным причинам не напечатано и, вероятно, не будет напечатано». И пояснил: «Потому что в оном слишком много правды сказано на счет правления компанейского в Америке».

Не увидела света при жизни Головнина и его работа «О состоянии Российского флота в 1824 г.» – его тревога и горечь за судьбу флота. Не прикрыл скромный псевдоним «Мичман Мореходов». Не спасли реверансы перед новым самодержцем – Николаем I.