Член постоянного комитета политбюро ЦК КПК Чжоу Эньлай возглавлял правительство Китая и фактически был в стране вторым человеком после Мао Цзэдуна. Чжоу Эньлай ответил советскому послу, что принимает приглашение на празднование октябрьской революции, потому что «величайшее желание Мао» — улучшить отношения с Советским Союзом.
После снятия Хрущева и успешного атомного испытания в Пекине чувствовали себя увереннее, чем когда бы то ни было. Мао решил, что новые руководители в Москве помогут ему с ракетами. Бомба у него уже есть, но как ее доставить к цели?
Китайская делегация приехала. Но переговоры, продолжавшиеся четыре дня, оказались безуспешными. 14 ноября 1964 года Брежнев рассказал об этом на пленуме ЦК:
– Китайские товарищи отказались принять предложение о прекращении открытой полемики. Более того, они сказали, что если КПСС будет осуществлять курс ХХ съезда, следовать своей программе, то они не видят возможности для прекращения борьбы.
Кандидат в члены политбюро и секретарь ЦК коммунистической партии Китая Кан Шэн упрекнул Алексея Николаевича Косыгина в том, что глава советского правительства на приеме в Кремле 7 ноября любезно беседовал с американским послом.
– Я, — заявил Кан Шэн, — покраснел, когда товарищ Косыгин подошел к американскому послу с дружественным жестом. Перед лицом империалистов он показал, что Советское правительство имеет в этом вопросе две позиции.
Кан Шэн курировал спецслужбы и вошел в историю как «китайский Берия». А в искусстве изощренных пыток, которым придумывались красивые названия — «кресло наслаждений», «питье жаб», «обезьяна держится за веревку», «ангел играет на цитре» — возможно, и превзошел Лаврентия Павловича Берию, не одаренного таким богатым воображением.
«Кан Шэн, — пишут историки Юн Чжан и Джон Холлидей, — тощий усатый человечек в очках с золотой оправой, ценитель эротики, тем же взглядом ценителя наблюдал, как корчатся от боли, причиняемой пытками».
Со временем его исключат из партии и объявят контрреволюционером…
Твердолобый догматизм, который демонстрировали китайские руководители, претил даже советским аппаратчикам. Брежнев жаловался участникам пленума ЦК:
– Кан Шэну было резонно сказано, что это всего лишь обычная дипломатическая практика, которой придерживается любой глава правительства, в том числе и сам товарищ Чжоу Эньлай. Этот эпизод наглядно показывает, как много нам предстоит поработать, чтобы добиться взаимопонимания с китайскими товарищами.
Советская делегация предложила провести встречу на высшем уровне. Чжоу Эньлай ответил, что для этого еще предстоит создать подходящую атмосферу:
– Если вы когда–либо сочтете, что условия для такой встречи уже созрели, вы могли бы внести какие–либо конкретные варианты — что и как обсуждать.
Атмосфера встречи была безнадежно испорчена настоящим скандалом.
На том же праздничном приеме в Кремле, 7 ноября министр обороны маршал Родион Яковлевич Малиновский подошел к Чжоу Эньлаю. Маршал, возможно, несколько возбужденный горячительными напитками, с солдатской прямотой сказал главе китайского правительства:
– Мы не хотим, чтобы какой–то Мао или какой–то Хрущев мешали нашим отношениям.
– Не понимаю, о чем вы говорите, — ответил Чжоу и ушел.
Малиновский повернулся к китайскому маршалу Хэ Луну:
– Мы от своего дурачка — Хрущева — избавились. Избавьтесь и вы от своего — от Мао. После этого у нас вновь начнется дружба.
Чжоу Эньлай ночью отправил Мао телеграмму о происшедшем. Утром в резиденцию китайской делегации приехал Брежнев с членами президиума ЦК извиняться за Малиновского. Но китайцы обратили внимание на то, что маршал не был наказан.
Чжоу поклялся, что он больше никогда не приедет в Москву. И до смерти Мао вообще никто из руководителей Китая в СССР не приезжал. Только будущий глава страны Дэн Сяопин сделал короткую остановку в Москве, когда в июле 1965 года ехал на партийный съезд в Румынии.