Россия и Ливония в конце XV века: Истоки конфликта

Европа восприняла новый титул московского государя довольно спокойно. В западноевропейских документах Ивана III подчас именовали «императором» (Kaiser), принимая в расчет то обстоятельство, что он подчинил себе ряд государств и, располагая фактически неограниченной властью, являл собой, по представлениям европейцев, носителя императорского достоинства[570]. Единственный католический государь, который категорически возражал против признания императорского статуса «Московита», как и против желания Ивана III именоваться «государем всея Руси» — Казимир IV. Ягеллонам принадлежали значительные земли с православным русским населением с Киевом и Смоленском, и они также имели право использовать в титуле определение «русский», считая новое титулование великого князя Московского претензией на расширение за счет литовских владений. Оба государя именовались великими князьями, и поэтому дополнение в виде слов «государь всея Руси», а тем более «царь», на использовании которого настаивал московский государь, акцентировало его более высокое положение и вызывало раздражение великого князя Литовского. Закрепление за Иваном III нового титула предполагало тяжелую борьбу с литовскими государями, исход которой в конце XV в. еще не был ясен.

Иван III понимал, что ему противостоит сильная держава с большими материальными и людскими ресурсами, опиравшаяся на поддержку Польского королевства. Признание его Западом в качестве «императора» и «государя всея Руси» имело чрезвычайно важное значение. Добиться этого оказалось непросто. На протяжении длительного времени дипломатические контакты великих московских князей со странами Западной Европы ограничивались той же Литвой, Ливонией (при посредничестве Новгорода и Пскова), а с середины 80-х гг. XV в. — Венгрией. Европейские государи не спешили направлять послов к великокняжескому двору, поскольку Московская Русь находилась вне ареала их традиционных контактов, была им почти неизвестна и, вероятно, мало интересна[571]. Легко понять значение, какое могло иметь для великого князя Московского признание его высокого достоинства императором Священной Римской империи Фридрихом III. Случись такое, и вся католическая Европа узнала бы о Иване III как «государе всея Руси», законном преемнике золотоордынских царей и византийских басилевсов.

В 1486 г. при дворе великого князя стало известно о пребывании в Москве силезского рыцаря Николая Поппеля, который, по его словам, путешествовал по Европе частным образом, запасшись, однако, письмами императора Фридриха III[572]. Они-то, по-видимому, и привлекли внимание окружения великого князя. Поппеля в Москве приняли как подозрительную личность и даже литовского шпиона, но именно ему судьба судила стать у истоков дипломатических отношений Московского государства со Священной Римской империей. Начальный их период длился недолго, с 1489 по 1493 г., однако в силу своей неординарности оставил довольно заметный след в отечественной истории.

В начале 1489 г. Поппель вернулся в Москву уже как полномочный имперский посол[573]. Он сообщил великому князю о «большой милости и приятельстве» императора, а также передал предложение заключить брак одной из княжеских дочерей с племянником императора маркграфом («маркробием») Альбрехтом Баденским, а другой — с маркграфом Баденским Сигизмундом, старший брат которого был женат на дочери польского короля Казимира, или Иоганном Саксонским. Иван III посчитал, что такие брачные союзы низводят его до ранга имперского князя, и отклонил их[574].

Во время отпускной аудиенции великий князь пообещал направить к императору Фридриху посла для подтверждения «любви и дружбы». Поппель испросил позволения говорить с Иваном III с глазу на глаз и, когда удостоился этой милости, предложил ему стать «верным служебником» императора и получить из его рук королевский венец. Включение Московского государства в политическую структуру Священной Римской империи для Ивана III было неприемлемо, и через дьяка Федора Курицына он решительно отказался от подобной чести, подчеркнув при этом суверенность и божественное происхождение своей власти. «Мы Божьей милостью государи на своей земле изначально, от первых своих прародителей, а постановление имеем от Бога, как наши прародители… а постановления, как есми наперед сего не хотели ни от кого, так и ныне не хотим»[575]. Так был сформулирован принцип суверенитета России, исключавший любую форму зависимости Московского государства от иностранных держав. Отказ не означал разрыва отношений Ивана III с Габсбургами: великому князю был крайне необходим равноправный союз с западной империей, призванный подкрепить международный авторитет Москвы.