Россия и мир в XXI веке

Даже в разгар стараний Путина выстроить новые отношения с США и Европейским союзом атлантические круги, тем не менее, скептически относились к перспективам интеграции России в западную систему. В вышедшей в 2002 году книге бывшего британского премьер-министра Маргарет Тэтчер говорилось о том, что Россия – далеко еще не «нормальная страна», у нее масса проблем; но, даже когда и если Россия решит свои проблемы, ее «евро-азиатская, западно-восточная идентичность» останется неизменной и, что самое главное, «Россия никогда добровольно не признает американского доминирования». Следовательно, если принять РФ в НАТО, то она будет заниматься обструкцией политики США изнутри альянса, вербовать – и находить там – союзников[35].

В итоге новая попытка Кремля «задружиться с Америкой» оказалась неудачной – как из-за сформулированных Тэтчер сомнений, так и из-за общей низкой приоритетности отношений с Россией для администрации Буша. С осени 2001 года Белый дом сосредоточился на подготовке к вторжению в Ирак, которое состоялось в марте 2003 года. В этих условиях визит Буша в Москву в 2002 году не открыл новую эпоху двустороннего сотрудничества. Уже вскоре несогласие РФ (вместе с Германией и Францией) с действиями США в отношении Ирака стало видимой трещиной в новом партнерстве. Осенью 2003 года «дело ЮКОСа» и арест Михаила Ходорковского спровоцировали широкую политико-медийную кампанию в США лично против Путина.

С другой стороны, стойкое нежелание Вашингтона признать действия Москвы в Чечне в качестве части борьбы с международным терроризмом, контакты американских официальных лиц с чеченскими сепаратистами и предоставление некоторым из их лидеров[36] убежища в США и Европе дали Путину основания в его т. н. бесланской речи (сентябрь 2004 года) бросить обвинения в адрес тех, кто «стоит за террористами» и стремится расчленить Россию. Имелись в виду, разумеется, США. К этому времени Россия уже стала «сходить с политической орбиты Запада»[37] и выходить в свободное плавание.

Российское руководство еще сравнительно спокойно восприняло вторую волну расширения НАТО, в результате которой в 2004 году членами альянса стали Латвия, Литва и Эстония. Страны Прибалтики давно рассматривались в России как «чужие», естественно тяготевшие к Западу.

Напротив, «оранжевая революция» на Украине на рубеже 2004 и 2005 годов и подобные ей «цветные революции» в Грузии (ноябрь 2003 года) и Киргизии (июнь 2005 года) создали в Кремле убеждение о масштабном «политическом вторжении» США на постсоветское пространство, которое оставалось сферой особых интересов России. По мнению Москвы, такие действия как минимум вели к вытеснению российского влияния из СНГ, а как максимум – виделись репетицией «смены режима» в Москве[38]. На Западе, напротив, российские протесты, как и в случае с расширением НАТО, воспринимались как свидетельство стремления Кремля удерживать бывшие советские республики в своей геополитической орбите.

Пространство СНГ становилось основным камнем преткновения в российско-американских отношениях. В мае 2006 года, выступая с ежегодным посланием Федеральному собранию, президент Путин высказался о распаде СССР как о «крупнейшей геополитической катастрофе»[39]. Это высказывание было воспринято на Западе как официальное провозглашение Кремлем курса на восстановление российского «центра силы» в Евразии. В том же году убийство журналистки Анны Политковской и бывшего агента спецслужб Александра Литвиненко стало поводом для начала откровенной демонизации Путина в западных СМИ.

Отношения с Европейским союзом в этот период внешне развивались успешнее, чем с США. Речь, которую Путин произнес в германском бундестаге 25 сентября 2001 года по-немецки, стала своего рода манифестом «европейского выбора» России. Тогдашний канцлер ФРГ Герхард Шредер[40], как и германские политики до и после него, был убежден, что «без широкого взаимопонимания с Россией стабильный мирный порядок на нашем континенте немыслим»[41]. Путин, однако, шел дальше. По его мнению, Европа сможет закрепить свое призвание мощного и самостоятельного центра мировой политики только при условии соединения своих возможностей с человеческими, территориальными и природными ресурсами России, а также ее экономическим, культурным и оборонным потенциалом[42]. Эти слова были встречены в бундестаге аплодисментами.

Шредер, в отличие от Тэтчер, сделал вывод, что «Путин рассуждает по-западному»; что он «хочет восстановить значение России», но при этом «видит Россию как часть Европы»[43]. Аналогичной позиции придерживался тогдашний президент Франции Жак Ширак[44]. Спустя два с половиной года совместная оппозиция Германии, России и Франции американскому вторжению в Ирак стала символом единства России и ведущих стран Европы по важнейшему стратегическому вопросу.