Россия и мусульманский мир № 1 / 2015

В-третьих, те, кто выезжает в Россию, как правило, не имеют в виду перебраться сюда на постоянное жительство. Большинство выходцев из Центральной Азии сохраняют гражданство своих стран и с разной регулярностью возвращаются на родину, часто с тем, чтобы снова отправиться за границу на заработки. У большинства семьи остаются дома, а зарабатываемые средства они отправляют на их содержание, на повседневные нужды родственников, ремонт или строительство нового дома, приобретение предметов престижа, проведение разного рода социально престижных публичных ритуалов (свадьбы, празднества по случаю обрезания сыновей, разного рода религиозные мероприятия), оплату лечения и учебы. Даже те выходцы из Центральной Азии, которые фактически большую часть времени находятся в России и редко выезжают в страну исхода, продолжают считать свое состояние «временным», поддерживают тесную связь с семьей и исходят из того, что рано или поздно вернутся на родину.

В-четвертых, из сказанного выше вытекает, что для большинства выходцев из Центральной Азии «ассимиляция или интеграция» в российское общество не является стратегической задачей. Значительная их часть входит в разнообразные сети, которые построены по родственному, земляческому или этническому принципу. Внутри этих сетей они воспроизводят многие «домашние» практики, приспособленные к условиям перемещения и временного проживания. В сетевых сообществах создается своя собственная инфраструктура доверия, помощи, оказания тех или иных услуг, проведения досуга.

Постколониальность и глобализм

Почему движение из Центральной Азии в Россию вдруг стало важным элементом жизненных стратегий значительной массы населения? Ответ не так очевиден, как кажется. Конечно, крушение советской системы привело к демонтажу всей прежней социальной и экономической политики, которая удерживала население на своем месте разного рода ограничениями – пропиской и принудительными мерами, с одной стороны, а также инвестициями в порой убыточное производство и социальные программы – с другой. Резкое, почти катастрофическое падение уровня жизни, неопределенность жизненных перспектив и периодически возникающие политические катаклизмы не могли не спровоцировать поток желающих найти новое благополучие и новую устойчивость за пределами собственной страны. Безработица и ничтожно маленькие зарплаты и пенсии выталкивают людей на новые рынки труда туда, где даже небольшие, по тамошним меркам, доходы оказываются намного выше тех, на которые можно рассчитывать в своей стране.

Такой подход к движению как результату деградации объясняет спусковые механизмы процессов, но упрощает, на мой взгляд, картину происходящего в целом. В результате неверно выстраивается перспектива, и многие важные факторы остаются без внимания. Если взглянуть на рост мобильности населения в Центральной Азии в более широком контексте, то окажется, что масштабы, дальность и регулярность движения растут на всем постсоветском пространстве, а также в мире в целом. Кроме того, наблюдается безусловная связь между мобильностью и современной стадией развития капитализма, которую иногда называют глобализацией, иногда постиндустриализмом, иногда постмодерном. С этой точки зрения центральноазиатская ситуация предстает в несколько ином свете, нежели просто отражение бедственного состояния дел в странах, недавно получивших независимость. Территориальные перемещения становятся не только и не столько способом выживания, но и импульсом для распространения и «сборки» людей, капиталов, информации, навыков в новые социальные конфигурации. Последние имеют логику и смыслы, которые не зависят напрямую от особенностей той или иной конкретной страны, а подчиняются более широким закономерностям.

Какие же дополнительные объяснения – помимо реакции на постсоветскую деградацию – можно найти перемещениям большого количества населения из Центральной Азии?