Россия и мусульманский мир № 5 / 2016

Статья основана на данных нескольких исследовательских проектов. Первое из них, выполненное в 2009–2011 гг., было посвящено диаспорным СМИ и базировалось на 25 глубинных полу-структурированных экспертных интервью с редакторами и издателями диаспорных газет и журналов, с активистами этнических общественных организаций, а также на качественном анализе тематического содержания печатных диаспорных СМИ (всего не менее 40 наименований). Второе исследование проводилось в 2012 г. (пилотаж) и в 2013 г.8: оно фокусировалось на изучении «этнических» кафе и их роли в инкорпорации мигрантов и трансформации столичного городского пространства. Эмпирическая часть состояла из серии включенных наблюдений (около 40 кафе: 21 киргизском и 15 узбекских), из анализа публикаций в СМИ, экспертных интервью с работниками кафе (20 интервью), опроса посетителей (собрано 210 анкет) и глубинных интервью с посетителями кафе (20 интервью). Наконец, в третьем исследовании 2013–2014 гг.9 внимание было сосредоточено на том, как мигранты из Узбекистана и Киргизии осваивают социальное и городское пространство российской столицы, каким образом происходит расселение и формирование городских пространств с мигрантоориентированной инфраструктурой. Эмпирическую базу данного проекта составили 60 глубинных интервью с киргизами и узбеками (этническая принадлежность определялась по родному языку), собрано 397 анкет10.

Западные подходы к влиянию расселения иммигрантов на формирование этномигрантских сообществ в городах

Изучение особенностей расселения иммигрантов является составной частью большинства западных теоретических работ, направленных на объяснение формирования этнических сообществ и интеграции / сегрегации. Англоязычная, она же американская, научная традиция начинает свой отчет с начала XX в., когда была основана чикагская школа социологии, долгое время являвшаяся единственной доминирующей парадигмой для понимания пространственной мобильности мигрантов и того, каким образом происходит инкорпорация иммигрантов в американское общество. В ее рамках были выделены и изучались такие формы расселения мигрантов в городах, как гетто или этнические анклавы, которые, согласно чикагской школе, являются результатом комбинации как внешних выталкивающих факторов (например, дискриминации и предубеждения), так и внутренних оснований (этнической солидарности и взаимных интересов).

Моделью расселения для американских иммигрантских сообществ являлись нью-йоркские гетто, расположенные, как правило, в центре города [Вирт 2005]. Причем большей части жителей таких поселений приходилось жить в них из-за ограниченного социального и человеческого капитала, к тому же часто основанного на этнических связях, что приводило к сегрегации мигрантов [Flippen, Parrado 2012; Logan, Wenquan, Alba 2002; Massey 1985]. Но по мере улучшения материального положения, а также роста уровня образования и знания английского языка многие иммигранты стремились переехать из этнических анклавов в районы, не заселенные иммигрантами, и постепенно ассимилировались. Этот процесс описывается хорошо известной чикагской моделью пространственной ассимиляции иммигрантов [Берджес 2000; Парк 2002].

Изменения в составе международной миграции, а также новые тенденции в развитии городов (появление множественных ядер расселения, многофункциональное зонирование, джентрификация) нашли свое отражение в Лос-Анджелесской школе городских исследований [Dear, Dishman 2002; Marcuse, Kempen 2000; Bolt, Burgers, Kempen 1998; Brettell 2005; Kavita, Holloway 2005; Ray, Halseth, Johnson 1997]. Ее представители обратили внимание, что начиная с 1960–1970-х годов в США выросло число иммигрантов из Латинской Америки, Восточной, Юго-Восточной и Южной Азии, многие из которых сразу поселились в пригородах11. Рост числа иммигрантов из одной страны в пригородах привел к формированию районов, получивших название «этнопригород» или «мультиэтнический пригород», который являлся поселенческим и деловым анклавом с заметным кластером выходцев из одной страны [Li 1998]. Этнопригород функционировал как тип поселения, который имел одновременно некоторые характеристики и пригорода, и анклава, но при этом отличался от последних, в частности тем, что в этнопригородах часто селились высокоресурсные мигранты [Li 2006].