Россия и последние войны ХХ века

Не устанавливая слишком прямолинейных причинно-следственных связей, нельзя, однако, не заметить — и не отметить — определенную корреляцию этих множащихся и столь знакомых «странностей» в развитии военной операции в Чечне с усиливающимся давлением Запада на Россию как раз по вопросу о Чечне. Сделанные Москвой на саммите в Стамбуле уступки никак не оправдали себя, а по розовым иллюзиям [1357] в очередной раз и очень быстро были нанесены тяжеловесные удары.

И уже в октябре Мадлен Олбрайт в ходе поездки российского министра иностранных дел Игоря Иванова по Европе дважды беседовала с ним на чеченскую тему. «Я ясно дала понять ему, — заявила госсекретарь США 26 октября, — что происходящее в Чечне является угрожающим и прискорбным. И что они [1358] совершают серьезный шаг в неправильном направлении. Я напомнила ему о том, насколько катастрофическими были их действия в республике в 1994 году. Он принял к сведению то, что я сказала, но я не была особенно одушевлена его ответом» [1359]. Строуб Тэлбот также собирался говорить с Игорем Ивановым, главным образом, о Чечне.

Впрочем, еще в сентябре, то есть даже до начала сухопутной операции в Чечне, Европейский парламент в специальной резолюции весьма резко осудил российскую военную акцию в Чечне. Парламентариев поддержало руководство Евросоюза, а французский министр иностранных дел Юбер Ведрин заявил, что Франция настаивает на изыскании путей политического урегулирования в Чечне. Тогда же, как уже говорилось, в обновленный ежегодный список основных террористических группировок мира, подготовленный Госдепом США, не были включены группировки Басаева, Хаттаба и других чеченских «полевых командиров», равно как и они сами.

Стоит ли удивляться после этого, что на первом Всемирном федеративном форуме, состоявшемся тогда же, в сентябре 1999 г. в Квебеке [1360], все попытки российской делегации добиться обсуждения проблемы сепаратизма и терроризма — в контексте событий в Чечне — были просто проигнорированы. Свое веское слово сказал и МВФ, причем допустив характерную симптоматическую оговорку. «Международный валютный фонд приостановит помощь России, если она увеличит свои военные расходы, — заявил Мишель Камдессю. МВФ не намерен финансировать российские военные операции в Чечне и Дагестане» [1361].

«В Дагестане», — это означало, что России не позволяется вести военные действия даже в случае прямого вторжения на ее территорию. Аналогичное заявление сделал Всемирный банк, и это вынудило премьера Путина давать довольно унизительные для страны гарантии, что ни один доллар из траншей МВФ не пойдет на чеченскую войну. И здесь тоже наступило время платить по счетам утраты Россией своего прежнего места на мировой политической арене.

Но самое интересное, пожалуй, произошло 8 октября 1999 года, когда координатор по вопросам борьбы с терроризмом в Госдепартаменте США Майкл Шихан заявил: он «не располагает никакой информацией, что человек, названный «террористом № 1», — Усама бен Ладен, имеет связи с террористами, действующими на территории Чечни».

Уже упоминавшийся политолог Александр Игнатенко, исследовавший феномен бен Ладена как «фантома ЦРУ», сделал отсюда вывод, полностью подтвержденный дальнейшим ходом событий: «Думаю, что это — сигнал возможных изменений в отношении администрации США к антитеррористической операции на российской территории». Так оно и произошло. В начале ноября президенту США Клинтону было направлено открытое письмо «по поводу Чечни»; среди 36 подписавших значились бывшие советники по национальной безопасности Збигнев Бжезинский и Роберт Макферлайн, бывший директор ЦРУ Джеймс Вулси и другие, не менее громкие имена. Почти тотчас же последовало заявление официального представителя госдепа Джеймса Рубина, устами которого Вашингтон впервые фактически предъявил Москве обвинения в нарушении правил ведения боевых действий, то есть Женевских конвенций. И хотя официальный представитель Белого дома Джо Локхарт, по сути, дезавуировал это заявление Рубина, подчеркнув, что США не имеют свидетельств нарушения русскими Женевских конвенций, направление «дрейфа» Вашингтона сомнений не вызывало: от «партнерства по борьбе с терроризмом», которым, вполне вероятно, поманили вначале, выдвинув в качестве приманки бен Ладена, ко все более жесткой критике действий России на Кавказе.