Россия и русские в мировой истории

Сам Декарт — основатель рационалистического метода познания — не только признавал духовно сущее за пределами человеческого разума и понимания, но и писал, что конечность человека не может осознать бесконечности Бога. Тем не менее, из подхода, предложенного Декартом для познания лишь тварного мира, выросли современная западноевропейская философия и в ее рамках атеистический марксизм, доведший рационалистическое объяснение мира до абсолюта и этики целесообразности. Декарт был правоверным католиком, хотя с упорством отстаивал свои научные взгляды перед схоластами. Декарту принадлежит и первое рационалистическое обоснование человеком существования Бога. Оно отличалось от Веры — «состояния сердца» — credo и добавляло к нему «состояние ума». Для Декарта, который «существовал, только мысля», как писал его исследователь и поклонник философ Мераб Мамардашвили, «тот, кто не осмеливался сомневаться, не умел достойно верить»29 .

Уверенный в нематериальном существе, бестелесности души, Декарт это доказывал рационалистически: «Душа по природе своей не имеет никакого отношения ни к протяженности, ни к размерам, ни к каким-либо другим свойствам материи», и «никоим образом нельзя помыслить половину или треть души или представить занимаемое ею пространство»30 . Разделив душу на две ипостаси — низшую, чувствующую, и высшую, разумную, и утверждая, что душа властвует над телом волей, Декарт не отходит от христианского понятия о свободе воли: «Воля по своей природе до такой степени свободна, что ее никогда нельзя к чему-либо принудить». Главное орудие души и ее воли — суть «твердые и определенные суждения о добре и зле, следуя которым она решила действовать в своей жизни». В «Страстях души» очевидны колебания от христианского понимания личности к рациональному, когда, говоря о добре и зле, Декарт не уточняет критерии их самих. Блистательный логик не мог оставить вопрос без исследования, если бы он не казался ему ясным: данные в Откровении понятия и заповеди были абсолютными критериями, как и способность наделенного душой человека отличать добро от зла — дар Бога наряду со свободной волей, что и отличает человека от животного31 . Но дуализм имеет другую грань, породившую марксистский постулат о том, что человек — продукт социальных условий и не волен в своих поступках, его сознание — чистая доска, которую можно заполнить любым содержанием, ибо даже «лягавых собак обыкновенно приучают к тому, чтобы вид куропатки заставлял их остановиться, а не бросаться к ней». Полагая, что доводы разума способны усилить контроль души над страстями (убедив себя, что бегство от опасности позорно и нецелесообразно, можно усилить храбрость), Декарт трактовал психику как тождественную сознанию, что послужило основанием для материалистической психологии.

Поскольку тело не могло мыслить, это свойство Декарт отвел душе, подразделяя мысли на «действия» души и «страдания» души. Таким образом, верным и единственным критерием души, значит, личности, становилась способность мыслить: знаменитое cogito ergo sum — мыслю — значит существую. Вслед за полным отделением тела от души такой постулат явился фундаментальнейшим заключением. Главным отличительным признаком личности становилась его способность давать логическое объяснение, основой чего могло быть только знание. Декарт — родоначальник рационализма — философии и мировоззрения, в котором уже другие, ничтоже сумняшеся, сбросили бремя «дуализма», не порывавшего с христианским мировоззрением Декарта, и утвердили примат знания над верой, «рацио» над духом.

Постулат Декартовой философии «мыслю, значит существую» достаточно сравнить с одой Г. Державина «Бог», переведенной во многих католических странах как образец христианского восприятия. Нетрудно увидеть, что «мыслю» и «верую» в единстве, по сравнению с «мыслю» как отдельным «первоначалом философии», дают различное восприятие мира и человека:

… я пред Тобой ничто. Ничто! Но Ты во мне сияешь Величеством Твоих доброт Во мне Себя изображаешь Как солнце в малой капле вод…. Я есмь — конечно, есть и Ты! Ты есть! — природы чин вещает, Гласит мое мне сердце то, Меня мой разум уверяет, Ты есть — и я уж не ничто!