Российские исследователи глобализации далеко не одиноки в резких суждениях о сущности и свойствах современного глобалистского проекта. По мнению Р. Дарендорфа, глобализм угрожает самому классическому гражданскому обществу маргинализацией596
. Немало умов привлекают внимание к глубине вызова: «Раскол между сторонниками нового мирового порядка и теми, кто эту глобальную интервенцию воспринимает как опасность, является поистине бездонным, — пишет на страницах лондонской «Тайме» С. Дженкинс. — Он глубже противоречий времен холодной войны, серьезнее противоречий между «голубями» и «ястребами», правыми и левыми»597 . Ведущий сотрудник Национального совета научных исследований Франции П. — А. Тагиеф, ставший символом европейского интеллектуального сопротивления глобализации и мондиализму, давно провозглашен «традиционалистом, консерватором и, наконец, фашистом». Не только А. С. Панарин подметил: «Если на заре модерна, в эпоху формирования великих европейских наций, феодальному местничеству противостояло единое суперэтническое пространство государства-нации, то теперь само государство третируется как носитель местничества».Запад «сегодня вот-вот достигнет того, о чем мечтали Ленин и Троцкий в 1917 году, — саркастически замечает философ, политический обозреватель «Спектейтор» Дж. Лоулэнд, ибо задача даже не в том, чтобы, как ошибочно полагают «евроскептики» — оппоненты европейского строительства, заместить национальные государства европейским или мировым супергосударством. Задача в том, чтобы осуществить старую мечту Маркса об уничтожении государственности вообще». Мохво согласиться с анализом обозревателя, относимым не только к западноевропейским социал-демократам и «коммунистам-ревизионистам», но и к российской постсоветской леволиберальной элите: «Если левые с энтузиазмом восприняли рынок, создав иллюзию сдвига вправо мировой политики, то это сделано ими лишь из соображения, что уничтожение государства-нации можно более эффективно осуществить с помощью крупноформатного корпоративного меркантилизма, нежели государственного социализма»598
. Точно так же тезис, что глобализация — это объективный неизбежный исторический путь, всего лишь повторение в новом обличий учения давнего знакомца — диалектического материализма. Клинтон, И. Фишер или дАлема все равно не смогли бы выразить это лучше В. И. Ленина: «Соединенные Штаты мира (а не Европы) — являются той формой объединения и свободы наций, которую мы связываем с социализмом, пока полная победа коммунизма не приведет к окончательному исчезновению всякого, в том числе и демократического, государства»599 .Очевидно, что замена тоталитаризма на демократию отнюдь не привела к самостоятельности малых стран, которые на стратегическом стыке соперничающих геополитических систем не могут иметь независимой внешней политики, тем более в момент жесткого обострения. Либо Россия удерживает их в своей геополитической орбите, либо они неизбежно, как это и случилось сегодня, оказываются втянутыми в антироссийскую комбинацию. Вовлечение Хорватии в атлантические планы и вступление в НАТО Венгрии, Польши и Чехии помимо резкого нарушения военно-стратегических симметрии сделало Североатлантический альянс гораздо более антирусским, с выраженным негативным отношением к православному славянству. Причины этого имеют глубокие исторические корни. Став последней добычей религиозной экспансии католицизма на востоке Европы, эти нации были превращены в форпост латинства в славянском мире и на протяжении веков либо сами, либо в фарватере Габсбургской империи давили и нападали на Русь и православное славянство. В ходе западной экспансии часть сербского этноса была окатоличена, латинская ориентация хорватов окончательно оформилась в результате венгерского завоевания в XIV веке. В итоге ненависть современных хорватов к своему прежнему естеству — православному сербству превосходит все мыслимые параметры. Хорватия воевала на стороне Гитлера и совершила чудовищный геноцид православного сербского населения.
Чувство исторической враждебности Польши к России и православному славянству — это смыслообразующее ядро польского самосознания, наполнявшее в равной мере умы магнатов, шляхты, либералов XIX века. Антикоммунизм деятелей века XX от Ю. Пилсудского до лидеров польской «Солидарности» имел прежде всего не идеологический, а антирусский характер. С Болеслава Смелого до Владислава, то есть в эпоху пятивекового ничем не спровоцированного наступления на Русь, Речь Посполитая, забыв о защите своих западных земель, немедленно занятых немцами, лелеяла мечту об унижении славянских варваров, многочисленных, как звезды (епископ Матфей), мечту о католической славянской империи.