Россия и русские в современном мире

Н.Нарочницкая:

Мы не можем отменять решения парламента, но мы можем дать новую оценку этим событиям в гораздо более широком историческом контексте. Я убеждена, что та оценка была навязана Западом в такой форме, что события августа 1939 года были декларативно объявлены не связанными ни с какими другими событиями ни до, ни после подписания договора. По сути, это демонстрация действия принципа антиисторизма, потому что любое историческое событие вытекает из предыдущего периода, и мотивации сторон в заключении каких-либо соглашений объясняются ситуацией, в которой оказались государства. После Мюнхена, когда стало ясно, куда идет европейская политика и что скоро гитлеровская машина неизбежно обрушится на Советский Союз, для СССР не осталось ничего иного, кроме как отдалить нападение Гитлера. При этом я совершенно не считаю чем-то предосудительным стремление воспользоваться ситуацией для того, чтобы восстановить территорию Российской империи, которая была собрана в полном соответствии с международно-правовыми стандартами своего времени и которую, кстати, до революции никогда не оспаривали даже злейшие враги России.

Что касается линии, которую целесообразно было бы выдерживать нашему МИД и государственным структурам, то это должна быть многоуровневая дипломатическая работа. Помимо каких-то заявлений, которые привлекут внимание к Мюнхенскому сговору, следовало бы давать понять нашим западным партнерам, что если они предпримут очередную историческую атаку, то у нас есть и документы, и неопровержимые доказательства той постыдной политики, которую проводили западные демократии. Иногда это имеет определенный эффект: Запад негласно решает не будоражить какие-то проблемы, потому что неизвестно, кому потом будет хуже. Но для этого надо быть вооруженными, владеть документами и фактами, запускать их в информационное поле. Безусловно, в следующем году я предвижу попытки уже в полной мере использовать пакт Молотова – Риббентропа для давления на сознание обывателя, который воспринимает информацию лишь из газет и экранов телевидения, с тем, чтобы убедить его, будто с одной стороны были два тоталитарных монстра, только и мечтающие, как поделить мир, а с другой стороны – несчастные жертвы, к примеру, та же Польша. Было бы полезно показать некоторые интересные фотографии: в частности, у польского министра иностранных дел Юзефа Бека в кабинете стоял портрет Гитлера в рост. А за несколько месяцев до пакта Молотова – Риббентропа Польша предлагала Гитлеру свои услуги для завоевания Украины.

Британские газеты тогда открыто писали, что после Мюнхена именно Украина станет следующим шагом Гитлера. Поэтому для меня как для историка совершенно очевидно, что, хотя Чемберлен, сходя с трапа самолета, и заявил, что привез мир, на деле для британских правящих кругов и стратегов было бы совсем нежелательно, если бы Гитлер просто удовлетворился результатами Мюнхена и остановился на этом. Это означало бы, что весь германский потенциал собран в единственном государственном теле. Такая возможность всегда была одним из главных кошмаров всей британской геополитики, начиная с возникновения Германской империи при Бисмарке.

Лондон рассчитывал на дурман нацистской идеологии и гитлеровских амбиций, которые после Версаля многократно превышали то естественное недовольство, которое испытывает любое государство, потерпевшее поражение в войне. Для Британии было очень важно, чтобы после Мюнхена Германия пошла дальше, что она и сделала.

ИА «REGNUM»: В чем, в таком случае, была конечная цель Британии? Ведь если бы Гитлер действительно победил Советский Союз и создал Германию до Урала, он получил бы весь континент, что означало бы полный внешнеполитический крах Лондона.

Н.Нарочницкая: На этот вопрос можно ответить, процитировав доклад Рузвельта своему кабинету в 1938 году, который он предварительно обсудил с Ренсименом, представителем британского кабинета Болдуина. Там четко прописано, что если будет просто война между Германией и СССР, то США будут сохранять нейтралитет, а если война будет вестись между Гитлером и западными государствами, то Вашингтон вступит в войну. Это прямо повторяет тактику США в Первой мировой войне – подойти к шапочному разбору и стать руководителями послевоенного устройства. США обещали вступить в войну только тогда, когда начнутся «изменения структурного характера». То есть если возникнет угроза, что Гитлер станет господином Евразии, вытеснив Россию за Урал, тогда, конечно, англосаксы не позволят Германии продолжать, поскольку это полностью противоречит всем канонам англосаксонской политики. При этом планировалось бить Гитлера с запада, оттесняя его на восток, в глубь России.