Оппозиционные круги приветствовали Февральскую революцию 1917 г., полагая, что она положит конец военным действиям, но под ее натиском царская империя сделала первые шаги на пути своего краха. И хотя «единая и неделимая» Россия по-прежнему оставалась идеалом либералов и революционеров февраля 1917-го, для большевиков, марксистов и интернационалистов все выглядело иначе, не говоря уже о союзниках России, уязвленных пораженчеством и предательством большевиков: ведь едва придя к власти, те начали мирные переговоры с Германской империей. Именно в это время французские и британские дипломаты, недолго думая, начинают раздел юга России на зоны влияния (согласно конвенции от 23 декабря 1917 г.): к Франции относились Бессарабия, Крым и Украина, куда она инвестировала несколько миллиардов, данных взаймы России в рамках заключенного в 1893 г. франко-российского союза; к Англии относились казачьи территории, Северный Кавказ и территории, прилегающие к Каспийскому морю, где к 80-м гг. XIX века стала бурно развиваться нефтедобыча. Стало ясно, что только благодаря своей мощи царская империя сохраняла всегда свою целостность, ослабление же этой мощи, напротив, открывало путь к разделу ее территорий. И менее чем через три месяца Россия получила подтверждение тому в виде Брест-Литовского мирного договора, который большевики, несмотря на внутренние разногласия, все же вынуждены были подписать с Германией Вильгельма II, не имея никакой возможности воевать. Условия этого «позорного для России сепаратного мира» известны: вдохновленная доводами пангерманистов Германия присоединяет к себе Польшу и Литву, часть Белоруссии, обязав также большевиков вернуть независимость Украине и странам Балтии, оккупированным в то время германскими войсками, а своей союзнице Турции – возвратить Карс и Батуми, и все это не считая контрибуции в шесть миллиардов немецких золотых марок. В результате этих отсечений Россия потеряла четверть своего населения, пахотных земель и железнодорожных путей, а также три четверти всей добычи угля и железа. Дело, начатое Петром I и преумножаемое его потомками на протяжении двух веков, удалось свести на нет, а Россия, низведенная до положения державы местного значения, была отброшена на задворки Европы.
Восемь месяцев спустя перемирие 11 ноября 1918 г. даст большевикам, находящимся в самом начале гражданской войны, возможность уйти от Брест-Литовского диктата. Но мирные соглашения будут заключены в отсутствие России, которая не сможет заставить себя услышать, равно как и отстоять свои интересы; франко-британские победители не более благосклонны к ней, чем Германия Вильгельма II: их отношение выразилось в признании независимости балтийских государств и возрождающейся Польши, а также в создании целой серии буферных государств (чтобы помешать распространению революционной заразы) между Веймарской Германией и большевистской Россией, которой, используя выражение Клемансо, было уготовано отныне «вариться в собственном соку».
Выйдя победительницей в гражданской войне, получив в 1921 г. признание крупных европейских держав, но застопорившись в своем развитии вследствие провала мировой революции, большевистская Россия пытается восстановить свою экономику и формирует в рамках образованного в 1922 г. СССР на базе бывших царских губерний республики, волей-неволей вошедшие в состав этой новой федерации. Что касается Европы, то вдали от новых конфликтов и с откатом большевистской России, а вместе с ней и революционной угрозы к самым дальним своим рубежам, она, кажется, наконец восстановила равновесие.
Без особых усилий он вводит войска в демилитаризованную левобережную Рейнскую область и присоединяет к новому Рейху Сарр (1934), хотя его угольные шахты отошли по контрибуции к Франции. Поскольку, помимо словесных, иных реакций со стороны гарантов Версальского договора Франции и Великобритании не последовало, – они разошлись во мнении по данному вопросу, – Гитлер присоединяет далее Австрию (1938), заручившись уже постфактум поддержкой большинства ее населения, и предпринимает захват Судетской области, аннексия которой будет позже ратифицирована и Францией, и Великобританией, так как официально, согласно Мюнхенскому соглашению, это должно было стать залогом мира. Не будучи допущенными до участия в Мюнхенской конференции, которую Ромэн Роллан назвал «дипломатическим Седаном», Советы выступили в роли простых наблюдателей, тем не менее, очень внимательных наблюдателей, не испытывающих по поводу происходящего никаких иллюзий.