Россия и русские в современном мире

Н.Нарочницкая: Очень интересную тему Бенедикт Михайлович поднял – все-таки интеллигент, мыслитель, литератор – интересно дискутировать и спорить, я благодарна за такого собеседника, кстати. Но, понимаете, в 50-е годы. Сартр и прочие согласились осудить сталинский террор, который был направлен в значительной мере уже на тех, кто саму революцию совершал. То есть они согласны были осудить только террор против самих октябрьских дантонов и робеспьеров, но не Октябрьский террор против коренных русских сословий, против русской православной церкви, и так далее. Хрущев действительно провозгласил чисто материальную цель, которая. отходила даже от цели «пламенных большевиков», которые хотели что-то такое величайшее построить. Он провозгласил бюргерские идеалы: «догнать и перегнать Америку» – помните: «Держите коровы из штата Айова», – и мы видим, как западный дух перекочевал. в Россию, которая вдруг провозгласила бюргерские идеалы, задумала догонять Америку, американский образ жизни с его капроновыми чулками, «мерседесами» и прочим. Горбачев, правда, тоже наш автопром хотел сделать законодателем. Так вот, весь левый дух переметнулся опять в революционную западную интеллигенцию, она проводит левый бескровный бунт, либеральный на сей раз, но это вторая сторона революционного процесса. И ведущие интеллектуалы. уходят в джунгли делать новые бескомпромиссные революции, потому что дух Великой Октябрьской революции выродился. И всей вот этой западной интеллигенции, которая очень любила наших диссидентов, очень импонировало, что они борются именно с государством, а не с марксизмом и революционным проектом, который уничтожил ту Россию – вот о чем я говорю. Это разные парадигмы. То, о чем говорил Бенедикт Михайлович, абсолютно справедливо, и поэтому мы все хотели перемен, мы хотели этого рынка. Но когда нам наследники тех диссидентов пролепетали великий исторический проект для России, которая выходила из железного занавеса на рынок «Пепси-колы», то простите – ни нация, никто, ни Россия, ни другие, не могут жить без целеполагания за пределами земной жизни – это. за пределами хлеба насущного, и рынок «Пепси-колы» – это всего лишь инструмент для достижения целей.

Н.Болтянская: Я не слышала, откровенно говоря, от вашего сегодняшнего оппонента слов «рынок» и «Пепси-кола», но должна вам сказать.

Б. Сарнов: Нет, рынок – пожалуйста, но «Пепси-колы» не было.

Н.Болтянская: Так вот я вам должна сказать, что мне кажется, что те люди, которые в 1968 г., примерно представляя себе, что им за это будет, пошли на Красную площадь и потом получили судебную психиатрию и прочие милые прелести режима, – в общем, заплатили за свою возможность заблуждаться. Возможно, я рассуждаю с позиции меньшинства.

А.Подрабинек: Во-первых, я должен сказать, что совершенно не имеет значения, что говорила и как поддерживала диссидентов западная интеллигенция. Во-первых, она разная. Были люди, которые приветствовали диссидентов, были люди, которые осуждали. Среди западной интеллигенции были люди, которые приветствовали сталинские процессы 1937 г., а были люди, которые осуждали. А были люди, которые купились, а потом раскаялись – как Лион Фейхтвангер. А был Андре Жид, который осудил сталинские процессы – люди были разные. И не в них дело.

Н.Нарочницкая: Сталинские репрессии они все осуждали. Я говорила о ленинских.

А.Подрабинек: Были люди, которые сразу же осуждали и Октябрьский переворот – все люди разные. И это совершенно не аргумент, что сказал Сартр о России или о диссидентах.

Н.Болтянская: Одну секунду. Дело в том, что если вспомним перестроечные выплески, то вернулись изначально к осуждению сталинизма, и потом робко-робко пошли ростки.

А Подрабинек: Нателла, это была инерция 20-го съезда. Потому что на 20-м съезде самым страшным годом в советской истории объявили 1937 г.

Н.Нарочницкая: Это полуправда, которая хуже лжи.

А.Подрабинек: А почему? Потому что в 1937 г. посадили тех коммунистов, которые прежде сажали других. Это была часть сталинской элиты, которая попала в лагеря. И 20-й съезд объявил, что 1937 г. был самым жертвенным в нашей истории. Ни жертвы коллективизации, ни жертвы Соловков, ни жертвы массовых расстрелов послереволюционных – а вот сконцентрировалось на 1937 годе.

Н.Нарочницкая: Вот в этом-то и коварство, потому что эта полуправда, которая опаснее лжи, она до сих пор позволяет обходить стороной главное преступление революции, коммунистов, большевиков – распятие исторической России, уничтожение коренных сословий и всей красоты и правды русской жизни.

А.Подрабинек: Я вообще не очень понимаю – по-моему, здесь собрались четыре человека, и все осуждают коммунистический режим. О чем мы говорим? Может быть, стоит говорить о том, хороша империя или нет и правильно ли, что она распалась? Мне кажется, что здесь наши точки зрения расходятся.