Россия и современный мир №1 / 2016

Россия и современный мир № 1–2016 (90)

Памяти Юрия Ивановича Игрицкого

Юрий Иванович Игрицкий

1934–2016

Ушел из жизни Юрий Иванович Игрицкий. Всего себя он посвятил Служению науке. Более сорока лет работал в ИНИОН.

Долг он всегда ставил превыше всего, поэтому работал – нет, лучше сказать: боролся – до последних часов жизни, преодолевая болезнь и страдания. Трудился над материалами журнала «Россия и современный мир», главным редактором которого был около четверти века, над изданиями отдела Восточной Европы, который неустанно возглавлял много лет. Юрий Иванович блестяще, профессионально редактировал, прекрасно писал сам; как никто другой мог быстро найти точную фразу, дать меткую оценку, отделить главное от второстепенного. Ю.И. Игрицкий был признанным специалистом по западной литературе о Советском Союзе и России, замечательным ученым и превосходным публицистом.

Как человек и руководитель он отличался замечательными качествами: добротой в сочетании с требовательностью в работе; редко встречающимся умением внимательно выслушать и понять собеседника, а если необходимо, убедительно и твердо возразить. Уважение к людям было у него на первом месте, потому и люди тянулись к нему, испытывали потребность посоветоваться, получали удовольствие от человеческого общения. Между собой мы иногда шутливо называли Юрия Ивановича «наш гуру». Он был простым, доступным, демократичным, скромным, деликатным, умел прощать и быть снисходительным к нашим недостаткам. Он был прекрасным другом и любящим отцом.

Светлый человек, в своих трогательных стихах он писал:

Пусть лучше кто-то плачет обо мне,
чем зарыдаю я на похоронах близких…

Плакать выпало нам. Мы постараемся сдержаться, хотя это будет трудно. И будем помнить тебя всегда. Прощай.

Россия вчера, сегодня, завтра

«Грядет шестнадцатый год»

Ю.С. Пивоваров

Пивоваров Юрий Сергеевич – академик РАН, научный руководитель ИНИОН РАН.

Жертвам и героям Февраля 1917 г.

«В терновом венце революций…» Эти строчки Маяковского помнятся со школьных лет. Он ошибся всего лишь немного. Оказалось: Семнадцатый. Однако, по сути, был прав, предчувствие не обмануло его.

Прошло сто лет. И вполне естественно спросить: «А похожа ли нынешняя Россия на ту, вековой давности?». Нет, конечно, нет. Ничего общего. Даже климат изменился. Хотя есть что-то неуловимо схожее с одной эпохой. Не событийно, в смысле – esprit. Начало тридцатых годов ХХ в. Покончено с НЭПом, с каким-никаким разномыслием в правящей верхушке, взят курс на построение социализма в одной стране, т.е. самоизоляция, не отменяющая, правда, практики вмешательства в мировые дела. Режим, сбросив с себя интернационалистский прикид, стремительно национализируется. К власти, оттесняя не вполне этнически русскую ленинскую гвардию, приходят коренные русаки. У них был свой вождь, они стали его прямыми назначенцами. Вдруг вспомнили про отечественную историю, находили себе корни и основу, написали правильный учебник. Энтузиазм масс, высокий накал квази-религиозного чувства, своеобразный посюсторонний «монотеизм». Успехи в строительстве военно-мобилизационной экономики, катастрофическое падение уровня жизни, убийство деревни и крестьянства. Творческая интеллигенция (в значительной своей части) присягает хозяину Кремля. Усиливается террор, постепенно становящийся стилем эпохи. Вождю слегка за пятьдесят, и он находится в прекрасной умственной и физической форме…

То есть начало тридцатых это и логическое продолжение и не менее логическое отрицание двадцатых. Это рождение и становление «теории» и практики сталинизма. Того, что будет властвовать здесь до самой смерти Хозяина. Или до той самой поры, когда увидят свет нынешние начальники.

Юрий Тынянов говорил, что Пушкин погиб не от пули Дантеса, ему перестало хватать воздуха, и он задохнулся. Бывают такие времена, когда действительно воздух куда-то уходит. В начале тридцатых задохнулся Пастернак. Помню памятью ребенка начало пятидесятых. Тоже безвоздушье. Бродский писал об опыте борьбы с удушьем.

А еще что-то схоже с эпохами, когда Россия самоопределялась. После Флорентийской унии и падения Константинополя на Москве решили, что они теперь единственные хранители истины аутентичного христианства (уже не «греческого», но своего – русского), единственные, кто противостоят «латине». И сегодня мы защищаем традиционные христианские ценности, от которых якобы отказался Запад. Именно поэтому оппонируем ему. Или как царь Николай I, видевший свою миссию в поддержании в России и Европе монархических, легалистских и легитимных основ, в противоборстве безбожной революции. Мы ведь сегодня тоже готовы помочь европейским борцам с однополыми браками и бездуховными релятивистами. И потому протягиваем руку (в том числе и руку помощи) Марин Лё Пен и др.