Россия и становление сербской государственности. 1812–1856

Российское правительство было вынуждено поддерживать общие антиреволюционные настроения держав – членов Священного союза, но в то же время считало, что России принадлежит особая миссия в разрешении конфликта на Балканах. Учитывая ее признанную роль в качестве державы – покровительницы православного населения Османской империи, российские власти пытались протестовать против особо жестокого обращения турецких войск с мирным населением Греции. Российский МИД представил Порте целый ряд официальных нот в защиту греков, мало надеясь на их результативность. Между тем после разрыва русско-турецких дипломатических отношений в это время впервые стали появляться планы вооруженной защиты Россией своих прав на Балканах. Представителям в Вене, Берлине, Париже и Лондоне предлагалось запросить соответствующие кабинеты об их отношении к возможной посылке русских войск в европейские провинции Османской империи[102]. Опасаясь брать на себя ответственность в столь «общем» для всех европейских держав деле, как судьба Османской империи, Александр I хотел заручиться если не прямой поддержкой союзников, то хотя бы их нейтралитетом. Российские правящие круги пытались заранее выработать общую с союзниками точку зрения на балканские дела, а при благоприятных обстоятельствах – привлечь их к совместным военным действиям. Александр I даже поделился своими соображениями с министром иностранных дел Великобритании Р. Каслри[103].

Восстановление дипломатических отношений между Россией и Османской империей стало возможным лишь после того, как Порта согласилась удовлетворить русские требования относительно свободного прохода торговых судов через Проливы и эвакуации турецких войск из Дунайских княжеств. Этому предшествовала нота, врученная английским послом в Константинополе лордом Стренгфортом Порте 11 августа 1823 г. В ноте указывалось на неправомерность действий османского правительст ва, а проводимая им политика называлась «заблуждением»[104]. Английский кабинет взял на себя урегулирование русско-турецких отношений, стремясь избежать военного конфликта на Балканах. В Великобритании прекрасно понимали, что «миролюбивая политика российского государя… достаточно непопулярна в империи среди государственных служащих и военных. Русские коммерсанты и земледельцы присоединяют свой голос к голосу тех своих сограждан, кто и раньше высказывался за войну»[105]. Усилиями западных держав Александр I, «несмотря на справедливое свое неудовольствие против турок», начал некоторое сближение с османским правительством[106]. В октябре 1823 г. генеральный консул России в Бухаресте М. Я. Минчаки был назначен временно управляющим торговыми делами в Константинополе.

Миссия Минчаки рассматривалась в Петербурге в качестве «залога и предвестия» восстановления дипломатических отношений с Османской империей[107] и должна была послужить свидетельством примирительной политики России, готовой пойти на улучшение отношений с Портой[108]. Согласно инструкции, Минчаки поручалось урегулировать и восстановить торговые связи, но при этом не исключалась возможность, пользуясь случаем, довести до сведения султанского правительства политические виды России. Вместе с тем Минчаки должен был дать почувствовать разницу между порученной ему миссией и подлинным «восстановлением прежних отношений между двумя империями»[109] в полном объеме.

Уже в августе 1824 г. на пост посланника и полномочного министра в Константинополе был назначен А. И. Рибопьер. Однако его отъезд в турецкую столицу был отсрочен до тех пор, пока османское правительство не предпримет конкретных мер по эвакуации турецких войск из Дунайских княжеств. На Минчаки временно возлагались обязанности поверенного в делах[110]. Осенью 1825 г. на конференции между Минчаки и реис-эфенди (министр иностранных дел Турции) впервые после длительного перерыва вновь возник вопрос о Сербии. Речь снова шла о выполнении VIII статьи Бухарестского договора[111]. В решительной форме Порте опять предъявлялось требование выполнения всех ее обязательств по заключенным ранее соглашениям.