Россия и становление сербской государственности. 1812–1856

К 1844 г. в Сербии складывается программа внешней политики княжества, которая, отвечая наиболее насущным требованиям времени, оставалась актуальной вплоть до создания в 1918 г. Государства Сербов, Хорватов и Словенцев (СХС). Говоря о Сербии периода Милоша Обреновича, нельзя с определенностью указать на существование какой-либо внешнеполитической концепции правительства. Впрочем, некоторые югославские историки склонны считать, что истоки объединительных идей надо искать именно в политике Обреновича. Так, сербский историк Р. Люшич, прослеживая генезис идей, положенных в основу «Начертания», приводит ряд фактов, говорящих о том, что внешнеполитические планы князя Милоша включали в себя положения о необходимости расширения Сербии за счет присоединения к ней ряда территорий Османской империи. Действительно, в 1839 г., незадолго до отречения Милоша, российский консул доносил в Константинополь А. П. Бутеневу, что князь «не оставляет и поныне видов своих на Боснию и Болгарию» и даже пытается получить в Австрии для них оружие[421]. Подобные мысли Милош высказывал и в частных беседах с французским графом Боа-ле-Контом[422]. Якобы Сербское государство должно было включать в себя Сербию, Боснию и Герцеговину, а также часть болгарских земель. На основании этих заявлений князя автор исследования делает вывод о том, что деятельность Милоша была направлена на создание национального госудаства, в котором смог бы воссоединиться весь сербский народ (при этом Милош никогда не говорил об австрийских сербах. – Е. К). При благоприятных обстоятельствах Милош не исключал возможности присоединения к этому государству и других южнославянских народов. Следует заметить, однако, что данные положения имеют весьма ограниченную документальную базу и никогда не были оформлены в виде целостной внешнеполитической программы.

Еще один югославский ученый, М. Экмечич, также отмечает, что именно Милош в 1833 г. вынашивал планы, легшие в основу знаменитого документа[423]. Уже покинув Сербию, он, по свидетельству Чайковского, в 1841 г. выражал надежду на объединение в будущем Сербии, Боснии, Болгарии, Герцеговины, Баната, Иллирии, Далмации и Черногории в южнославянское царство. Но эти планы высказывались уже после отречения князя и не налагали на него никаких обязательств.

Бесспорно, идея объединения не являлась чем-то принципиально новым в балканской общественно-политической мысли своего времени и уже получила достаточное распространение в более ранний период. Так, во время Наполеоновских войн и Первого сербского восстания многие из балканских славян жили надеждой на создание национальных государств[424]. Однако после признания Портой автономного статуса княжества и подтверждения наследственных прав семьи Обренович на сербский престол Милош не стремился менять что-либо в своих отношениях с османским правительством. Непостоянство его симпатий, приведшее в 1837 г. к смене прорусской ориентации на английскую, по существу не внесло ничего нового во внешнеполитическом плане. Сербия по-прежнему оставалась в составе Османской империи. Сербское правительство и князь Милош, склоняясь к поддержанию приоритетных отношений с той или иной державой, все же не мыслили этих отношений вне своей вассальной зависимости от турецких властей. Все преобразования во внутренней жизни княжества подлежали санкционированию со стороны Порты. Сербский князь не торопился вступить в открытую конфронтацию с ней, выдвигая требования окончательного освобождения княжества от османской зависимости: его вполне устраивало то положение, которое он занял в результате сложившихся сербско-турецких отношений.

В рядах же пришедших к власти уставобранителей идея южнославянского единства балканских народов получила достаточную популярность. Сербия стала осознавать себя в качестве естественного центра притяжения для болгар, черногорцев, боснийцев, взяв на себя роль своеобразного Пьемонта для балканских народов. По мнению югославского историка Д. Берича, объединительное движение на Балканах вокруг Сербского княжества стояло в ряду других европейских тенденций к объединению, важнейшими из которых были немецкое и итальянское движения[425]. Сербский центр стал формироваться вопреки давнишним опасениям европейских держав по поводу предстоящего распада Османской империи и возникновения на ее руинах множественных южнославянских государств. Вызревание идеи славянского единства не стало неожиданностью и для российских политиков, не раз активно обсуждавших тему «наследства больного человека», каковым, по их мнению, являлась Османская империя. В этих планах значительное место отводилось дискуссии по дальнейшей судьбе мелких славянских государств, которые могли бы возникнуть на территории балканской Турции. По мнению европейских политиков, они непременно должны были попасть под влияние тех или иных великих держав, приоритет среди которых принадлежал, безусловно, России и Австрии.