Россия и становление сербской государственности. 1812–1856

Как видно из приведенного письма, Гарашанин не питал иллюзий насчет своих отношений с российским правительством. Но в то же время он явно грешил против истины, говоря о стремлении России уничножить «сербство» или превратить в «рабов», то есть в данном контексте – в политических марионеток, сербских политиков. Вероятно, появление на политической сцене таких государственных деятелей, как Гарашанин, является закономерностью для истории становления любого национального государства. Гипертрофированное желание избавиться от зависимости, реальной или мнимой, и стремление к самостоятельности представляет собой особое, своеобразное состояние роста как отдельного человека, так и целой нации, являясь одновременно «оборотной стороной медали» такого явления, как искренняя привязанность и благодарность. Так или иначе, Гарашанин отдавал себе отчет в том, что его деятельность вызывает раздражение российского правительства. Не способствовала взаимопониманию и поездка сербского политика в Париж. Накануне Крымской войны российские власти упорствовали в желании отстранить Гарашанина от государственных дел и таким образом освободить правящую верхушку сербского правительства от его безусловно авторитетного влияния. Наконец решение было принято. В марте 1853 г. Александр Карагеоргиевич сообщил князю Меншикову об отставке Гарашанина, не скрывая того, что это решение стало уступкой нажиму со стороны России. Александр вынужден был обсуждать вопрос об отставке своего премьер-министра (назначен 13 сентября 1852 г.) на нескольких совещаниях. Настойчивые советы из Петербурга поступали в Белград от Нессельроде и Меншикова, постоянно напоминал об этом консул Туманский. Русско-сербские отношения были на грани разрыва[465]. «При таких настоятельных советах императорского министерства, – сообщал Меншикову Карагеоргиевич, – я оставил в сторону и презрел все неугодности, которые происходили для моего правления из удаления от должности одного из самых ревностных и самых отличных отечественных чиновников, и решился, хотя и не без сердечного сокрушения, разрешить г. Гарашанина от звания, которое он до сих пор занимал, и поставить его в частное состояние, надеясь, что императорское министерство в сем моем поступке увидит ответное и неоспоримое доказательство моего истинного желания непрестанно оказывать себя достойным всемилостивейшего благоволения покровителя»[466]. Но это было единственной уступкой сербского князя. Российский консул Туманский тут же высказал желание, чтобы за Гарашаниным были отправлены в отставку его последователи в правительстве – начальник иностранного отделения княжеской канцелярии, а также директор военного училища. Речь шла, по существу, о смене руководящего ядра государственного аппарата, а в более широком смысле – смене внешней, внутренней и военной политики княжества. В полной мере русскому руководству не удалось воплотить в жизнь свои планы, ибо сербский князь ответил решительным отказом: «Мне невозможно будет привести в согласие эти намерения с безусловным исполнением»[467].

Постоянное вмешательство России во внешнюю и внутреннюю политику Сербии не способствовало улучшению уже достаточно испорченных к тому времени русско-сербских отношений. Было очевидно, что российскому кабинету все труднее удерживать княжество в сфере своего влияния. Сербия, появившаяся на европейской политической арене благодаря русской помощи, все больше отдалялась от державы-покровительницы. Этот несомненный факт нельзя рассматривать лишь как проявление глубокой неблагодарности всего сербского народа. В то же время нельзя назвать причиной расхождения двух стран лишь «грубые методы» дипломатического давления России на сербское правительство. Главная причина лежит в различии национальных интересов двух государств, которое проявилось в данное время со всей очевидностью. Это различие обусловило окончание эпохи «покровительства», взаимоотношений ведущего и ведомого со всеми вытекающими отсюда конфликтами. Для России Сербия по-прежнему представляла собой регион высокой геополитической заинтересованности, в котором она хотела бы удержаться любыми способами. Но Сербия, точнее, ее правящая верхушка, встав на путь самостоятельного развития, избрала другие ориентиры для своей внешней и внутренней политики, нежели те, которые могла ей предложить покровительствующая держава. Сербское правительство предпочло более притягательную для него модель развития, усваивая западноевропейские либеральные общественно-политические идеи. Самодержавно-крепостническая Россия не могла конкурировать с ведущими европейскими государствами, пережившими к тому времени ряд буржуазных революций. Закономерность подобного развития взаимоотношений между двумя странами очевидна, так же как закономерным было неизбежное возвращение к союзническим отношениям и осознание общности целей на более позднем этапе исторического развития обеих стран.

Глава IV. Конец эпохи «покровительства»