Россия и становление сербской государственности. 1812–1856

По мнению сербского историка В. Поповича, революции 1848–1849 гг. явились своеобразным водоразделом в отношениях между Россией и Сербским княжеством[519]. Сербское правительство окончательно отошло от прорусской ориентации, влияние западных держав становилось преобладающим. В первую очередь это касалось высших политических кругов и образованной молодежи. В народных же массах ориентация на Россию оставалась по-прежнему высокой. Следует отметить, что русско-сербские расхождения стали заметным фактором международных отношений в более ранний период, охвативший практически все 40-е гг. XIX в. Европейские революции не внесли принципиальных изменений во взаимоотношения двух стран. К тому же надо учесть и то, что Россия и Сербия выступили как союзники в поддержку целостности Австрийской империи. «Так случилось, что Австрию воскресили с одной стороны – русское, с другой – сербское оружие», – отмечал Ристич[520]. В ходе военных действий сербы зачастую выступали в качестве непосредственных участников операций русской армии, входя в состав военных отрядов императорских войск. Так, при российско-императорском Бугском уланском полку служил разведчиком житель Сербии Авксентий Шливич, награжденный позже серебряной медалью «на Андреевской и Владимирской ленте»; в 5-м саперном батальоне служил серб Влайкович[521].

Боевое содружество русской и сербской армий стало уже традиционным за время последних русско-турецких войн. Однако случай их совместного выступления в Австрии не относится к разряду типичных. Помощь сербов из княжества была направлена на поддержание справедливых требований единоплеменников за установление автономного статуса внутри Венгерского королевства. Никакой речи об оказании помощи Габсбургской монархии быть не могло. Другое дело вмешательство России – она послала свои войска для усмирения революционного движения в Венгрии. Любые намеки на то, что Россия пришла защищать свободу угнетенных славян, не выдерживают критики[522]. В то же время еще современники венгерской войны высказывали мнение о том, что, несмотря на политические причины, заставившие российское правительство вмешаться в австро-венгерские распри, «они совпали, может быть случайно, с действительными выгодами славян Венгерского королевства, составляющих большинство славян Австрийской империи»[523]. Один из участников похода, пытаясь осмыслить свою роль в данном конфликте, приходит к выводу о том, что создание сильной Венгрии было невыгодно для России, поскольку она получила бы на своих границах нового германского союзника. Это невыгодно и для славянства, поскольку «интересы владычества над славянами у мадьяр общи с немцами»[524]. Таким образом, «являясь союзником австрийского правительства и разрушая могущество мадьяр, мы действовали там в пользу славян и приобрели благодарность и расположение их». Автор «Записок…» не делает различий между «славянами» вообще, указывая лишь, что их численность в Австрийской империи приближалась к полумиллиону. Создание дружественных России славянских государств, по мнению автора, не имело предпосылок для удачного завершения в данный период, являясь, безусловно, делом будущего. Добавим – ближайшего будущего, поскольку «Записки» написаны накануне русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

После оказания помощи Габсбургской монархии российские власти имели достаточную уверенность в том, что внешняя политика двух держав крепко спаяна взаимными услугами. «Когда я говорю о России, в это же время я говорю об Австрии», – было сказано английскому посланнику в Петербурге Г. Сеймуру при обсуждении планов по разделу Турции на сферы влияния непосредственно накануне Крымской войны[525]. Но расчет оказался неверным. «Австрия удивит мир степенью своей неблагодарности России» – эти слова первого министра Австрийской монархии Шварценберга оказались пророческими[526] – во время Крымской войны Россия оказалась в одиночестве перед коалицией европейских держав.