Россия и Запад (Антология русской поэзии)

Славян родные поколенья

Под знамя русское собрать

И весть на подвиг просвещенья

Единомысленных, как рать.

Сие-то высшее сознанье

Вело наш доблестный народ

Путей небесных оправданье

Он смело на себя берет.

Он чует над своей главою

Звезду в незримой высоте

И неуклонно за звездою

Спешит к таинственной мете!

Ты ж, братскою стрелой пронзенный,

Судеб свершая приговор,

Ты пал, орел одноплеменный,[

]На очистительный костер!

Верь слову русского народа:

Твой пепл мы свято сбережем,

И наша общая свобода,

Как феникс, зародится в нем.

1831

М. Ю. Лермонтов

13

Опять, народные витии,[

]За дело падшее Литвы[

]На славу гордую России,

Опять, шумя, восстали вы.

Уж вас казнил могучим словом

Поэт, восставший в блеске новом[

]От продолжительного сна,

И порицания покровом

Одел он ваши имена.

Что это: вызов ли надменный,

На битву ль бешеный призыв?

Иль голос зависти смущенной,

Бессилья злобного порыв?..

Да, хитрой зависти ехидна

Вас пожирает; вам обидна

Величья нашего заря,

Вам солнца Божьего не видно

За солнцем русского царя.

Давно привыкшие венцами

И уважением играть,

Вы мнили грязными руками

Венец блестящий запятнать.

Вам непонятно, вам несродно

Все, что высоко, благородно;

Не знали вы, что грозный щит

Любви и гордости народной

От вас венец тот сохранит.

Безумцы мелкие, вы правы.

Мы чужды ложного стыда!

.

Но честь России невредима.

И вам, смеясь, внимает свет...

Так в дни воинственного Рима,

Во дни торжественных побед,

Когда триумфом шел Фабриций

И раздавался по столице

Восторга благодарный клик,

Бежал за светлой колесницей

Один наемный клеветник.

1835

14. УМИРАЮЩИЙ ГЛАДИАТОР

I see before me the gladiator lie...

Byron

Ликует буйный Рим... торжественно гремит

Рукоплесканьями широкая арена:

А он - пронзенный в грудь, - безмолвно он лежит,

Во прахе и крови скользят его колена...

И молит жалости напрасно мутный взор:

Надменный временщик и льстец его сенатор

Венчают похвалой победу и позор...

Что знатным и толпе сраженный гладиатор?

Он презрен и забыт... освистанный актер.

И кровь его течет - последние мгновенья

Мелькают, - близок час... Вот луч воображенья

Сверкнул в его душе... Пред ним шумит Дунай...

И родина цветет... свободный жизни край;

Он видит круг семьи, оставленный для брани,

Отца, простершего немеющие длани,

Зовущего к себе опору дряхлых дней...

Детей играющих - возлюбленных детей.

Все ждут его назад с добычею и славой...

Напрасно - жалкий раб, - он пал, как зверь лесной,

Бесчувственной толпы минутною забавой...

Прости, развратный Рим, - прости, о край родной...

Не так ли ты, о европейский мир,

Когда-то пламенных мечтателей кумир,

К могиле клонишься бесславной головою,

Измученный в борьбе сомнений и страстей,

Без веры, без надежд - игралище детей,

Осмеянный ликующей толпою!

И пред кончиною ты взоры обратил

С глубоким вздохом сожаленья

На юность светлую, исполненную сил,

Которую давно для язвы просвещенья,

Для гордой роскоши беспечно ты забыл:

Стараясь заглушить последние страданья,

Ты жадно слушаешь и песни старины,

И рыцарских времен волшебные преданья

Насмешливых льстецов несбыточные сны.

1836

15. ПОСЛЕДНЕЕ НОВОСЕЛЬЕ

Меж тем как Франция, среди рукоплесканий

И кликов радостных, встречает хладный прах

Погибшего давно среди немых страданий

В изгнанье мрачном и цепях;

Меж тем как мир услужливой хвалою

Венчает позднего раскаянья порыв

И вздорная толпа, довольная собою,

Гордится, прошлое забыв,

Негодованию и чувству дав свободу,

Поняв тщеславие сих праздничных забот,

Мне хочется сказать великому народу:

Ты жалкий и пустой народ!

Ты жалок потому, что вера, слава, гений,

Все, все великое, священное земли

С насмешкой глупою ребяческих сомнений

Тобой растоптано в пыли.

Из славы сделал ты игрушку лицемерья,

Из вольности - орудье палача,

И все заветные отцовские поверья

Ты им рубил, рубил сплеча,

Ты погибал... и он явился, с строгим взором,

Отмеченный Божественным перстом,

И признан за вождя всеобщим приговором,

И ваша жизнь слилася в нем,

И вы окрепли вновь в тени его державы,

И мир трепещущий в безмолвии взирал

На ризу чудную могущества и славы,

Которой вас он одевал.

Один, - он был везде, холодный, неизменный,

Отец седых дружин, любимый сын молвы,

В степях египетских, у стен покорной Вены,

В снегах пылающей Москвы!

А вы что делали, скажите, в это время,

Когда в полях чужих он гордо погибал?

Вы потрясали власть, избранную, как бремя,

Точили в темноте кинжал!

Среди последних битв, отчаянных усилий,

В испуге не поняв позора своего,

Как женщина, ему вы изменили,

И, как рабы, вы предали его!

Лишенный прав и места гражданина,

Разбитый свой венец он снял и бросил сам,

И вам оставил он в залог родного сына

Вы сына выдали врагам!

Тогда, отяготив позорными цепями,

Героя увезли от плачущих дружин,

И на чужой скале, за синими морями,

Забытый, он угас один

Один, замучен мщением бесплодным,

Безмолвною и гордою тоской

И, как простой солдат, в плаще своем походном,

Зарыт наемною рукой.

*

Но годы протекли, и ветреное племя

Кричит: "Подайте нам священный этот прах!

Он наш; его теперь, великой жатвы семя,

Зароем мы в спасенных им стенах!"

И возвратился он на родину; безумно,

Как прежде, вкруг него теснятся и бегут

И в пышный гроб, среди столицы шумной,

Остатки тленные кладут.

Желанье позднее увенчано успехом!