Этот замечательный план, правда, полностью игнорировал весь предшествующий опыт наполеоновских войн, в частности излюбленную и многократно опробованную тактику корсиканца – громить противника по частям. Если в иных случаях Наполеону приходилось исхитряться, чтобы заставить противника разъединить свои основные силы, то здесь по рекомендации Фуля русские сами добровольно расчленили все имевшиеся в их распоряжении боевые соединения на три части и расположили их вдалеке друг от друга.
Если французский стратегический план грешил очевидной легковесностью, то русский (прусский) стратегический план оказался необычайно громоздким и усложненным, он мог быть реализован лишь на бумаге, но не в реальной жизни. Русским предложили воевать уже давно устаревшим и неподъемным прусским двуручным мечом.
Правда, русские поняли свою ошибку быстро. Практически сразу же после перехода Наполеона через Неман 1-я и 2-я русские армии начали маневрировать, чтобы соединиться. Попытки Наполеона воспрепятствовать этому, чтобы разбить противника по частям, не удались. После ряда кровопролитных столкновений с наседавшими французами русские войска 22 июля (3 августа) соединились у Смоленска. Откуда, впрочем, под натиском неприятеля довольно быстро отошли еще дальше, к Москве.
Новое отступление русской армии вызвало в обществе смешанное чувство страха и негодования. Барклай-де-Толли, командовавший до этого русскими войсками, был смещен, а на его место назначен Кутузов.
На войне и фамилия «стреляет»
Михаил Барклай-де-Толли происходил из старинного шотландского рода, предки которого в XVII веке переселились в Россию. Он сумел войти в русскую историю как хороший полководец, толковый военный министр, смелый и порядочный человек, что по любым меркам уже немало. Барклай успешно воевал с турками, шведами, прекрасно показал себя в двух самых крупных битвах русских с Наполеоном – при Прейсиш-Эйлау и Бородино, где он командовал правым крылом и центром русских войск.
В значительной степени как раз благодаря Барклаю русская армия после Аустерлица начала постепенно реформироваться. Именно он в качестве военного министра работал над новыми военными уставами и составил «Учреждение для управления большой действующей армией» – документ, столь высоко оцененный военными историками. Наконец, именно Барклай не позволил Наполеону разбить по частям русских на первом этапе войны, успешно (в условиях большого превосходства французских войск) осуществив планомерный отход и соединение под Смоленском двух русских армий. После смерти Кутузова все тот же Барклай успешно руководил русской армией в походах 1813–1814 годов против Наполеона, отличился в сражениях при Лютцене, Бауцене, под Торном, Кульмом, Лейпцигом и Парижем. Закончил свою блестящую военную карьеру Барклай в звании фельдмаршала.
Есть лишь один горький и обидный для Барклая эпизод в его долгой и беспорочной службе на благо России. В самый трудный момент, когда Наполеон стоял уже под Москвой, русское общественное мнение потребовало отставки Барклая с должности главнокомандующего и назначения Михаила Кутузова. Этого хотели солдаты и офицеры, не желавшие больше отступать, этого требовали обыватели, напуганные французским вторжением.
Конечно, в этом требовании к Александру I огромную роль играла надежда российского общества на полководческий талант Кутузова, но ради объективности следует признать, что имелся и иной мотив. Отставки Барклая потребовала и издавна укоренившаяся в русском сознании подозрительность к иностранцам. «Барклай ведет неприятеля прямо в Москву», – говорили и в народе, и в русской армии. В роковой для родины момент русские захотели видеть во главе своей армии русского. Не затрудняясь в поиске других ответов, обыватель нашел виновника обрушившихся на него бед в человеке с непривычной чужеземной фамилией.
История неприятная, да к тому же оставившая свой след надолго. Рассказывают, что в сталинскую эпоху на заседании ученого совета Ленинградского университета один из профессоров упрекнул докладчика – академика Тарле: «Товарищ Сталин показал нам, что Кутузов был на две головы выше Барклая-де-Толли, а у вас получается – только на одну». Сегодня – смешно, а по тем временам обвинение опасное.
Впрочем, приступы национализма в трудные для страны времена – грех распространенный, кто этим не страдал?
Император, так и не простивший Кутузову Аустерлица, на требование общественности заменить главнокомандующего согласился против своей воли. «Публика желала его назначения – я назначил его, – заявил Александр I графу Комаровскому. – Что касается меня, то я умываю руки».
Есть версия, что за Кутузова активно хлопотали при дворе и русские масоны, поскольку полководец являлся одним из виднейших вольных каменщиков той эпохи. Если такая версия верна, то это был тот редкий в русской истории случай, когда желания «публики» и масонов совпали на все сто процентов.