Читаем Россия и Запад. От Рюрика до Екатерины II полностью

…Блестящие победы Миниха дали русской державе то высокое политическое значение, которое заключало в себе зародыши дальнейших ее успехов в вековой борьбе христианства с магометанством, Европы с Азией. Миних с русским войском первым показал миру пример, что возможно с военными силами вступить в пределы грозной Оттоманской империи и там одержать над нею победу. Мусульманская сила, до тех пор представлявшаяся ужасною и непобедимою, сразу лишилась своего всеустрашающего престижа.

В утверждении Костомарова есть резон, но еще больше горькой правды в том, что расчеты европейских политиков использовать Россию в своих целях в качестве военного тарана, ничего не давая ей взамен, вполне оправдались. Первым ситуацией смог воспользоваться германский император, то есть австрийцы: они заставили русских проделать всю черновую работу, а затем ловко собрали чужой урожай. Пример оказался заразительным. В Россию со всей Европы подтягивались дополнительные дипломатические силы. Начинался новый раунд борьбы за русского солдата.

Негодование из-за позорного Белградского мира, что испытывал Миних, господствовало среди русских. Точно почувствовав перемену настроения, срочно направил в Петербург своего посланника маркиза де ла Шетарди и Париж. С Анной Иоанновной, Бироном или Остерманом говорить было бессмысленно. Но Франция смотрела в будущее. Следовало заранее установить контакты с Елизаветой Петровной: она славилась любовью ко всему французскому, и именно в ней недовольные засильем немцев русские люди видели выразительницу национального патриотического духа. Задачей посланника было «взрыхлить почву» в Петербурге и при удобном случае помочь дочери Петра Великого сесть на отцовский престол.

Главной и решающей политической силой в России стала гвардия, следовательно между Елизаветой Петровной и казармами необходимо было наладить надежную связь. Между тем установление контактов с гвардейцами было для французов делом далеко не простым, поскольку гвардия к тому моменту уже в значительной степени онемечилась.

В подражание Петру Великому Анна Иоанновна создала свой собственный полк, названный Измайловским в честь села Измайлово, где императрица любила отдыхать. Полковником назначили обер-шталмейстера Левенвольда, а офицерский состав набрали в основном из лифляндцев, эстляндцев, курляндцев и других иностранцев.

Недаром, когда однажды польский посол, обсуждая с секретарем французского посольства Маньяном бесцеремонное поведение немцев, заметил, что в конце концов русские могут сделать с ними то же, что сделали с поляками во времена Лжедмитрия, французский дипломат резонно ответил: «Не беспокойтесь, тогда у них не было гвардии».

Впрочем, даже такая онемеченная гвардия могла самих немцев как защитить, так и сбросить. Многое решали деньги. У российской власти их практически не было, зато они водились у французских дипломатов.

Гвардия входит во вкус. Два переворота за год

Своего преемника Анна Иоанновна избрала самостоятельно – это был сын ее племянницы Анны Леопольдовны, еще младенец, но уже монарх Иоанн Антонович. Перед смертью она назначила и регента для управления страной до совершеннолетия российского императора.

Доверить это дело родителям малыша умиравшая государыня не решилась. Мать, принцесса Анна, была известна своей патологической ленью, а отец, принц Антон Ульрих Брауншвейгский, наоборот, прославился чрезмерно активным, но вздорным характером еще у себя на родине. К тому же, прибыв в Россию, принц ни от кого не скрывал своей заветной мечты – повоевать во главе русской армии. Отказавшись от двух зол, императрица остановила свой выбор на третьем – Бироне.

Обвинять Бирона в «захвате» регентства, как уже говорилось, нелепо, но то, что он лоббировал свое назначение, очевидно. Тот факт, что во время тяжелой болезни государыни ее идею хором поддержали все – и русские и иностранцы, включая Миниха, – не должен удивлять. Еще свежа была в памяти придворных история с Волынским: императрица могла вдруг выздороветь, и тогда строптивым не поздоровилось бы. К тому же и само место регента представлялось опытным царедворцам небезопасным, что и подтвердили дальнейшие события.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее