С первых своих отношений к папскому престолу Екатерина II ясно выразила основные начала политики, которыми постоянно руководствовалась в отношении к латинской церкви. Не препятствуя своим подданным латинского исповедания признавать папу главою их церкви, она немедленно устранила всякое с его стороны вмешательство в качестве светского властителя в дела, не имеющие прямого отношения к духовной его власти. Своею государственной территорией она не позволяла ему распоряжаться и потому сама определяла пространства и границы епархий и приходов.
Все это верно, Екатерина соблюла все необходимые предосторожности, чтобы оградить суверенитет России от посягательств Ватикана как государства. Однако, как уже сказано, имелась еще сфера духовная и интеллектуальная. А тут всегда были свои особые «державы».
Михаил Погодин, известный русский историк, в своих «Афоризмах» очень точно подметил:
Государства состоят из земли и людей… но есть еще государства такой-то мысли, такого-то верования – богословского, философского, политического, и их границы, их бестелесные связи распространяются… переносятся… например иезуитский орден, философия XVIII века, школа Аристотеля.
Любопытно, что из трех примеров, приведенных Погодиным, два имеют прямое отношение к Екатерининскому периоду. Получается, что Екатерина добровольно открыла русские границы сразу для двух мощных «государств мысли» (французской философии и иезуитского ордена).
Причем речь шла о двух государствах-антиподах: во главе первого стоял безбожник Вольтер, а во главе второго – религиозный боец Лойола.
Противодействие со стороны православной церкви, а также психологические и бюрократические барьеры на пути проникновения и той и другой идеологии в Россию были примерно одинаковыми. А вот результат духовной интервенции оказался разным. Экспансия французской философии увенчалась несомненным успехом. Влияние ордена иезуитов оказалось скромнее. В заочном споре между Игнатием Лойолой и Вольтером победил француз: атеистов в России к середине XIX века появилось значительно больше, чем иезуитов.
Иезуитам покровительствовала сама Екатерина, а посредником между императрицей и орденом стал граф Чернышев, генерал-губернатор бывших польских областей. Попытки Ватикана повлиять на Екатерину и прекратить деятельность иезуитов в России ни к чему не привели.
Их права и привилегии только расширялись. Указом от 18 октября 1800 года иезуитам передали католическую церковь Святой Екатерины в Петербурге, а находившееся при ней училище преобразовали в иезуитскую коллегию. Регламент 1798 года был заменен другим, обеспечивавшим иезуитскому ордену фактически полную независимость. Ордену разрешалось умножать богоугодные заведения, причем Сенат по мере открытия таких учреждений должен был возвращать ордену принадлежавшие ему ранее имения.
Особую заботу об ордене проявил сын Екатерины император Павел I, он добился от Папы Римского издания в 1801 году буллы, официально восстановившей организацию в России.
Когда этот документ дошел до Петербурга, он попал в руки уже следующего российского императора, Александра I. Новый государь, поколебавшись, буллу все-таки обнародовал. Более десяти лет влияние ордена и при Александре шло вверх. Иезуитские миссии появились не только в Москве, но и в Саратовской губернии, Астрахани, Одессе, Риге и даже в Сибири. Указ от 12 января 1812 года возвел Полоцкую иезуитскую коллегию в степень академии и дал ей все преимущества, дарованные университетам. Академия имела три факультета: языков, богословия и художеств (философия, естественные и гражданские науки).
Первый пункт государевой грамоты гласил:
Полоцкая иезуитская коллегия, восприяв отныне наименование академии, пребудет под непосредственным Нашим покровительством и, состоя по учебной части в совершенной зависимости от Министерства народного просвещения, управляема будет генералом иезуитского ордена.