Читаем Россия и Запад. От Рюрика до Екатерины II полностью

Иван III в 1480 году, прельщенный образованностью и умом Алексея и Дениса, берет их в Москву, где они, близко стоя к князю и высшим, сравнительно более культурным сферам, быстро прививают свое учение, опять-таки среди лучших людей того времени.

Среди приверженцев ереси – автор «Повести о Дракуле» Федор Курицын, дьяк Зосима, занявший вскоре митрополичий престол, известный в те времена книжник купец Кленов и многие другие влиятельные на Руси люди.

Распространению ереси способствовало и еще одно обстоятельство: приближался 7000 год от сотворения мира (1492 год), считавшийся роковым. С ним связывали конец света и ждали второго пришествия Христа. Если учесть ряд предшествующих событий: падение Царьграда, голодный мор и чуму, ряд мистических видений, посетивших известных на Руси «святых старцев» (все это истолковывалось как страшное предзнаменование), наконец, существование готовой пасхалии только на семь тысяч лет, то есть до 1492 года, легко понять средневековый апокалиптический ужас, охвативший людей в связи с наступлением круглой даты.

Единственные, кто проявлял в этот момент выдержку и сохранял присутствие духа, были как раз еретики, говорившие о ненадежности самого источника страха – эсхатологических писаний, на которые опиралась старая школа православия. Когда наступил 1492 год и небо при этом, как и предсказывали еретики, на людей не обрушилось, многие еще больше поверили словам новых проповедников.

Крупнейший русский исследователь вопроса о ереси «жидовствующих» Сперанский делает следующий вывод:

Новое направление – рационалистическое – выводило жизнь на новый путь, путь западноевропейской культуры. Путь этот пройден был шагом медленным и привел к цели, приобщению русского общества к общей с Западом жизни, лишь в XVIII веке; в XVIII веке стало уже ясно, что другого пути в нашем развитии и быть не может, в XVII это чувствовалось, но ясно не сознавалось еще, а в XVI еще ставился вопрос о самом пути, о правильности его, о самом его существовании для Московской Руси. Проследить постепенное водворение западных начал в нашей жизни и значит проследить историю этого идейного движения.

Принцип слепой веры каждой букве старинных писаний, почитавшихся Божественными, дал трещину и начал разваливаться. Один из самых крупных церковных авторитетов того времени Нил Сорский, принципиальный противник ереси, сам встал отчасти на путь рационализма, заявив, что «писаний много, но не все они Божественны». Он первым из представителей традиционного православия вслух заговорил о необходимости разумного подхода к изучению писаний.

Ересь как двигатель прогресса

Ересь стригольников заключала в себе некоторые внешние черты, роднившие ее с западным рационализмом. Последующее движение уже отчетливо несет на себе следы связи с Западом. «Если не прямо с Западом эпохи Возрождения, то с ее отзвуками, хотя, может быть, не лучшими, не передовыми», – пишет Сперанский.

Уже первые идейные столкновения между еретиками и традиционалистами показали абсолютную неподготовленность ортодоксов к серьезному разговору. Именно «жидовствующие», как это ни парадоксально, способствовали появлению на Руси полной Библии. К моменту появления ереси у православных не оказалось даже полного перевода Библии на славянский язык, пять веков они прожили лишь с отрывками из Ветхого Завета, гордо претендуя при этом на право быть Третьим Римом!

В поисках надлежащего инструментария для борьбы с еретиками иерархам православной церкви пришлось обратиться к западноевропейской культуре: первая полная русская, так называемая Геннадиевская, Библия 1499 года появилась на свет благодаря выходцам с Запада и была подготовлена на основе западных источников. Вообще все основное идеологическое оружие, использованное в борьбе с ересью, почерпнуто православными иерархами в Европе и переведено с латыни. Толмач Дмитрий Герасимов переводит, например, книгу западного богослова Николая Делира «Прекраснейшее состязание, иудейское безверие похуляющее», трактат «Учителя Самуила евреянина слово обличительное» и Псалтырь в толковании Брунона Вюрцбургского.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее