Общее число партий в Российской империи к концу 1917 г. превышало три сотни. После большевистского переворота отдельные из них продержались на птичьих правах до середины 20-х гг. (наиболее известный пример – левые эсеры) и даже дольше (про самых ручных из анархистов, кажется, просто забыли до 1930-х гг., но потом вспомнили)[106]
, большинство скрылось в подполье, многие действовали в эмиграции. После вынужденного по известным причинам перерыва партии в России обильно возникают вновь начиная с конца 80-х.Что же до устойчивой партийной системы, интересное мнение по этому поводу высказал некоторое время назад тогдашний представитель президента в Совете Федерации Александр Котенков (Газета,
№ 148, 21 августа 2006 г.). Такая система, сказал он, «сложится в России через несколько избирательных циклов, лет через шестнадцать, не раньше. Когда останется 10–12 реально действующих партий». Столь долгое время требуется для того, «чтобы все устаканилось, чтобы партии набрали силу и в центре, и в регионах». Совет Федерации, по мнению А. А. Котенкова, станет выборным, как и Дума, но едва ли раньше, чем произойдет дозревание партий. «Помню, как разрабатывался закон о реформе местного самоуправления (МСУ). Я был одним из разработчиков пакета законопроектов. Когда Борис Ельцин спросил меня, сколько надо времени, чтобы реформировать МСУ, я ответил: тридцать пять лет. Почему? Нужно изменить сознание людей. Должно уйти то поколение, которое считает, что государство – это власть. И прийти то, которое считает, что государство – это прежде всего человек, а органы власти – обслуживающий механизм». Ход мысли очень убедителен, но сроки, надеюсь, завышены. Достаточно вспомнить, как стремительно все менялось в России на протяжении двух последних десятилетий.Глава девятая
Оклеветанное царство
1. Права человека в допетровской Руси
Московская (в самом широком смысле слова) Русь уже триста лет остается изрядно оклеветанной, преодолевается эта инерция с огромным трудом. Обнадеживает одно: стоит серьезному исследователю углубиться в конкретный вопрос, тут же выясняются подробности, разгоняющие мрак.
Так, долгое время подразумевалось, что женщины на Руси были бесправны со времен гостомысловых. Но когда Н. Л. Пушкарева изучила проблему по-настоящему основательно (в книге «Женщины Древней Руси» – М., 1989), выяснилось совсем другое. Исследовательница на огромном материале показала объем прав женщин X–XVI вв. на владение и распоряжение имуществом, на приобретение и реализацию земельной собственности, на возможность отстоять свои интересы в суде. Жена могла быть опекуншей, «что было немыслимо в те же времена на Западе»
(с. 107). Она причислялась к первому ряду наследников, причем переживший жену супруг оказывался в худшем положении, чем она, – он мог только управлять ее имуществом, но не владеть им. Жена сама, в отличие от мужа, выбирала, кому передать свое наследство. Даже незаконная жена могла претендовать на наследство. Исследовав законы о земельной собственности, Пушкарева впервые показала, что женщина на Руси могла осуществлять практически любые сделки даже без участия мужа. За ущерб женщине законы обязывали наказать виновного более сурово, чем за аналогичные преступления в отношении мужчины. Цитата: «Мнение о приниженности женщины по сравнению с социальным статусом мужчины – не более чем миф, появившийся в эпоху становления капитализма» (с. 211).