Россия. История успеха. Перед потопом

К этой тщательно выверенной характеристике трудно что-либо прибавить. Единственное уточнение: современники не употребляли выражение «Боярская дума», редко говорили и просто Дума, а чаще выражались описательно: «и бояре, и окольничие, и думные люди», тогда как книжники называли Думу Синклитом или Палатой. Иногда, в переписке с Литвой, Дума называла себя Радой.

Советские историки старались принизить роль Думы, изображая ее как совещательное собрание при царе, имевшее очень ограниченное влияние. Это утверждение не согласуется с установленными фактами. Дума была правительственным учреждением – ее члены не только давали «экспертные заключения», как бы мы сказали сегодня, но и сами возглавляли «пути» – что-то вроде отраслевых управлений. Появление в XVI в. системы «приказов», т. е. министерств, не принизило роль Думы. Крупные приказы возглавили думные бояре и окольничьи, более мелкие – думные дворяне.

В нарушение принципа разделения властей (тогда, впрочем, еще не провозглашенного), Дума и «законодательствовала», и отправляла правительственные функции, приводя «в движение весь правительственный механизм». Роль Думы резко возрастала при малолетстве великих князей, а позже – царей.

Дума, собиравшаяся по понедельникам, средам и пятницам, не была «ручным» органом. Думцы не просто оглашали свои соображения, но и отстаивали их. Подробные стенограммы в те времена еще не велись, но известно, что ее заседания проходили в прениях, достигавших порой большого накала. «Встречи», т. е. возражения царю, были обычным явлением. Об Иване III рассказывали, что он любил и даже поощрял «встречу». Из слов Ивана Грозного в письме Курбскому видно, что «встречи» в Думе его деда доходили до «поносных и укоризненных словес» государю.

4. Большая самостоятельность

Вообще представления о том, что бояре только и делали, что отбивали царям поклоны, пришли из дурной литературы. Даже при таком опасном самодуре, как Петр I, они умели отстаивать свою точку зрения. На обеде у Лефорта иностранным послам удалось увидеть конец одного совещания царя с боярами. Царь явился на обед с боярами прямо с заседания и за столом продолжал прерванное обсуждение дел. По горячности и упрямству, с какими бояре отстаивали перед царем свои мнения, иностранцы сочли это совещание скорее громкой ссорой. Иоганн Корб, секретарь австрийского посольства, из дневника которого почерпнут этот эпизод, находил подобную горячность в разговоре с монархом «в высшей степени неуместной».

Умели они отстаивать свою точку зрения и при Иване Грозном. Лучший знаток русского XVI в. Р. Г. Скрынников, говоря о принимаемых Думой решениях, не зря употребляет выражения: царю «удалось добиться» от Думы, царю «удалось провести» через Думу[108].

Статья 98 Судебника 1550 г. налагала юридический запрет на принятие царем новых законов без согласия Думы. Она устанавливала, что «дела государевы новые, в сем Судебнике не писанные», должны вершиться «с государева доклада и со всех бояр приговора», и только тогда они получали силу закона. Боярский приговор стал санкцией, без получения которой новый закон не мог прибавляться к Судебнику.

Неудивительно поэтому, что думские решения завершаются не только формулой: «Великий государь говорил, а бояре приговорили». Они порой завершаются совсем иначе: «Великий государь говорил, а бояре не приговорили»[109].

Бывало, что царь устранялся от решения, отдавая его на откуп Думе. Так, в 1510 г. Василий III предоставил Думе решить политическую судьбу Пскова: «…творити, как себе сдумали» (т. е. поступить по своему усмотрению). Арест псковских властей, таким образом, лежит на совести московских бояр, это следствие их «думного приговора».

Дума сама ведала порядком рассмотрения вопросов. В конце 1552 г. Иван IV, уезжая из Москвы, наказал думцам «промыслить о казанском строении», а потом «сидеть о кормлениях», т. е. о замене кормлений[110] денежными выплатами. Поскольку Думу гораздо больше волновал вопрос о кормлениях, им они и занялись, a «казанское строение поотложили», за что на них жалуется летописец.

В 1573 г., во время войны с Швецией, царь написал боярам из Новгорода «о свейском деле поговорити, как с свейским королем вперед быти». Дума «приговорила» вступить с шведским королем в переговоры, приостановив военные действия.