Россия крепостная. История народного рабства

Очередной сильный всплеск крестьянских восстаний начинается со вступлением на престол Павла I. Новый император распорядился привести к присяге всех жителей государства, и в том числе тех, кто принадлежал помещикам. Крепостным людям, лишенным права присяги самодержцам со времени правления Елизаветы, этот приказ показался если не манифестом о вольности, то, по крайней мере, предвещающим скорое освобождение. Вновь поползли слухи о том, что помещики утаивают царский указ об отмене рабства, начались случаи неповиновения господам, вооруженное сопротивление воинским командам, присланным для подавления волнений.

Павел Петрович, конечно, не только не помышлял об освобождении крепостных, но искренне считал, что им живется лучше под опекой помещиков. За короткое время своего правления он успел раздать в частную собственность около 600 тысяч людей, при этом выделив для обеспечения нужд императорской семьи и всей династии 3 000 000 так называемых удельных крестьян. При Павле потеряли личную свободу жители областей Крыма и крестьянское население на Дону, отданное в распоряжение казачьей старшины.

Это вызвало яростное противодействие — восстали с оружием в руках десятки тысяч человек. Сопротивление задавили быстро и жестоко. Раздраженный император распорядился хоронить трупы убитых крестьян, как собак, без выполнения христианских обрядов. Над захоронениями вместо крестов ставили столб с надписью: «Тут лежат преступники против Бога, государя и помещика, справедливо наказанные огнем и мечом по закону Божию и государеву».

* * *

Поражение в войне с Наполеоном в 1807 году нашло живой отклик в российском обществе. В то время как сердца молодых офицеров, по словам Дениса Давыдова, «горели негодованием» от вынужденного замирения с противником, правительство получало тревожные сообщения о настроениях крепостных людей. В их сердцах успех французского императора оживил, как оказалось, надежды на близкое освобождение. Среди простонародья велись разговоры о том, что, случись новая война с Наполеоном, он разгромит армию Александра и освободит крепостных людей. После дарования Наполеоном конституции герцогству Варшавскому и отмены там крепостного права эти разговоры вспыхнули с новой силой. Дворовый человек помещика Демидова писал своему отцу, сосланному в Сибирь за неповиновение господину, что скоро, «кажется, у нас, в России, будет вся несправедливость опровергнута». Поймали в Петербурге крепостного крестьянина Корнилова, который говорил в лавке слушателям: «Бунапарте писал к государю, чтоб если он желает иметь мир, то освободил бы всех крепостных людей и чтоб крепостных не было, в противном случае война будет всегда». На допросе Корнилов признался, что слышал это в разговоре троих крепостных художников друг с другом, будто «француз хочет взять Россию и сделать всех вольными».[19]

Таких толков и записок выявилось множество. Сообщения шпионов Наполеона вполне подтверждали пораженческие настроения простого народа. Один из них писал в Париж, что русские крестьяне «будут очень расположены встать на сторону победоносной французской армии, потому что они только и мечтают о свободе и слишком хорошо познали свое рабство, которое очень жестоко». Доктор Миливье, более двадцати лет проживший в России, с уверенностью сообщал Наполеону о том, что стоит только его войскам пересечь границу, крестьяне восстанут против господ и подарят ему империю Александра.

Губернаторы отправляли в Петербург отчеты об участившихся случаях неповиновения крепостных людей помещикам. Граф Федор Ростопчин, занимавшийся организацией земского ополчения на случай новой войны, прямо доносил императору Александру Павловичу, что возлагает мало надежд на стойкость рядовых ополченцев. По его словам, достаточно будет Наполеону войти в Россию, и тогда «толк о мнимой вольности подымет народ на приобретение оной истреблением дворянства, что есть во всех бунтах и возмущениях единая цель черни».

Наполеон действительно рассматривал возможность провозгласить свободу крепостным крестьянам при вторжении в Россию. Его агенты были заняты даже розысками уцелевших манифестов Емельяна Пугачева, чтобы заимствовать из них стиль обращения к русскому народу. Насколько эти намерения казались опасными для существовавшего в стране режима, можно судить по испуганному признанию Н.Н. Раевского: «Я боюсь… чтобы не дал Наполеон вольности народу», — признавался в одном из своих писем бесстрашный генерал, будущий герой войны 1812 года…