Россия между дикостью и произволом. Заметки русского писателя

– Держи его!

– Лови фараона!

Кто-то бросает под ноги бегущего разломанный ящик, и полицейский кувырком летит на землю. Громкий хохот гремит в воздухе.

Взглянув себе под ноги, я увидал кусок окровавленной кожи с клочком волос на ней…

– Нар-род! Сюда иди!

Крик доносится со двора, и толпа льётся в ворота густой волной. Люди как-то хрюкают, рычат, ревут.

– Бей! Б-бей! – раздаётся в воздухе.

Внутри дома во втором этаже кто-то работает ломом, разрушая простенок между двумя окнами. На улицу сыплются кирпичи, известь, летит белая пыль. Поднос вылетает из окна, он нерешительно кружится в воздухе и падает на голову какой-то толстой бабы. Взвизгнув, баба присела.

Груда кирпичей падает на тротуар. Простенок выломан, – и тотчас же из безобразной дыры в стене дома тяжело и медленно высовывается огромный шкаф, вздрагивает, как-то нехотя скользит по стене дома, задевает за карниз и, перевернувшись, с грохотом разбивается о камни панели. В воздухе стоит непрерывный гул, как будто в нём невидимо течёт бурная река, разрывая почву на своём пути, вся в пене гнева, вся – в диком бешенстве…

Вечером этого дня, проходя по площади слободы, мимо пикета казаков, я слышал, как один из них сказал другому:

– Четырнадцать жидов, чу, разорвали…

А другой курил трубку, он ничего не ответил на слова говорившего.

* * *

Это было в июне 1885 г. в слободе Кунавино, на Оке, против Нижнего Новгорода.

О евреях (из одноименной статьи)

…Я не сумею говорить об антисемитизме, о юдофобстве так, как надо бы говорить об этом. Не потому не сумею, что нет сил, нет слов, а потому что мне мешает нечто, чего не могу преодолеть. Я нашел бы слова достаточно злые, тяжелые и острые, чтобы бросить их в лица человеконенавистников, но для этого я должен опуститься в какую-то грязную яму, поставить себя на один уровень с людьми, которые мне органически противны.

Я склонен думать, что антисемитизм неоспорим, как неоспоримы проказа, сифилис, и что мир будет вылечен от этой постыдной болезни только культурой, которая хотя и медленно, но все-таки освобождает нас от болезней и пороков.

Некоторые из крупных мыслителей Европы считают еврея, как психический тип, культурно выше, красивее русского. Я думаю, это верная оценка; поскольку я могу судить – евреи больше европейцы, чем русские, хотя бы потому, что у них глубоко развито чувство уважения к труду и человеку. Меня изумляет духовная стойкость еврейского народа, его мужественный идеализм, необратимая вера в победу добра над злом, в возможность счастья на земле.

Старые крепкие дрожжи человечества, евреи всегда возвышали дух его, внося в мир беспокойные, благородные мысли, возбуждая в людях стремление к лучшему.

Все люди – равны; земля – ничья, а только Божья, человек в праве и в силе сопротивляться своей судьбе и даже с Богом может спорить, – все это написано в еврейской Библии, в одной из лучших книг мира. И заповедь любви к ближнему тоже древняя еврейская заповедь, как и все другие: не убий, не укради.

В 1885 г. немецко-еврейский союз в Германии опубликовал «Принципы еврейского учения о нравственности». Вот один из этих принципов: «Иудаизм предписыывает: «люби ближнего как самого себя» и объявляет эту заповедь любви ко всему человечеству основным началом еврейской религии. Он запрещает поэтому: всякого рода враждебность, зависть, недоброжелательство и нелюбезное обхождение ко всякому, без различия происхождения, национальности и религии».

Эти принципы были утверждены 350 раввинами и опубликованы как раз во время еврейских погромов у нас на Руси.

«Иудаизм повелевает относиться с уважением к жизни, здоровью, силам и добру ближнего.»

Я – русский человек, когда я наедине сам с собою спокойно рассматриваю достоинства и недостатки мои, мне кажется, что я даже преувеличенно русский. И я глубоко убежден, что нам русским, и есть чему и следует учиться у евреев.

Например, седьмой параграф «Принципов еврейского учения о нравственности» говорит:

«Иудаизм повелевает: почитать труд, принимать участие личным физическим или духовным трудом в деятельности общественной, искать жизненных благ в постоянстве труда и творчества. Он требует поэтому ухода за нашими силами и способностями, совершенствования их и деятельного применения. Он запрещает поэтому всякое праздное, не основанное на труде удовольствие, праздность в надежде на помощь других».

Это прекрасно, мудро и как раз то самое, чего недостает нам, русским. Если бы мы умели воспитывать наши недюжинные силы и способности, если бы хотели деятельно применять их в нашей неустроенной, нечистоплотной жизни, страшно засоренной всяческой праздной болтовней и доморощенной философией, которая все больше и больше насыщатся весьма неумной заносчивостью и ребячливым хвастовством!.. Где-то в глубине души русского человека – все равно барин он или мужик – живет маленький и скверный бес пассивного анархизма, он внушает нам небрежное и безразличное отношение к труду, обществу, народу, к самим себе.