С опаской вступали они на палубы кораблей, крестились, когда налетал ветер, долго не хотели лазать на мачты - крепить паруса. Якимка Воронин, хорошо запомнивший, что в вотчину ему нынче, да не только нынче, но и позже, не попасть, сердился на бездельников, бегал босой, с облупленным от гагара лицом, завел себе нагайку - драться. Боярские дети писали родителям горькие письма, сердобольные маменьки слали на Переяславль подарки для "злого шаутбенахта" Воронина. Яким съедал гостинцы и еще пуще гонял боярских детей.
- Не любишь по мачтам лазать? - с веселой яростью спрашивал он дебелого недоросля. - Не нравится? И мне, брат, не нравилось, да, вишь, служба, надобно... Лезь, не робей, коли ежели убьешься - похороним честью...
Луков подружился с Кочневым, прилежно стал изучать корабельное дело. За осень и зиму ему удалось помирить Воронина с корабельным мастером. Яким, смеясь, сказал как-то Иевлеву:
- Вишь, времена какие пошли: работаем, ровно и не дворянского роду. Что я, что Кочнев - одна, выходит, стать. Оба - трудники... А с недорослями... о господи, провались они все! Вот приедет ротмистр, поклонюсь в ноги - пусть матросами пошлет поморов, а не сих толстомясых...
Петр приехал ночью и тотчас же велел флоту готовиться к большому потешному сражению. Апраксин был назначен командовать кораблем "Марс", "Нептуном" должен был командовать Воронин. После сражения кораблей и на победителя и на побежденного должны были напасть гордоновские бутырцы и брать корабли с малых судов - со стругов и даже с плотов - абордажным боем. Над абордажными солдатами ротмистр велел "иметь командование господину Иевлеву, дабы в авантаже они были над прочими воинскими людьми".
Патрик Гордон пригласил Иевлева в свой лагерь для беседы. Сидели за кружками пива в шатре и не торопясь обдумывали, как нападать, в какой час, откуда выходить малым абордажным кораблям. Гордон макал в кружку сухарь, старательно пережевывал его еще крепкими зубами. В беседе не шутил, было видно, что ничего веселого от предстоящего не ждет...
- Ну, как ты тут поживаешь, молодец? - спросил он, когда обговорили дела.
- Трудимся помаленьку.
- Как это значит - помаленьку?
Иевлев объяснил.
- Вот как это значит - помаленьку.
- Вот так.
- И - латынь?
Сильвестр Петрович пожаловался, что латынь трудна.
- Трудна - да, - согласился Гордон. - Но для тебя надо, молодец. Борзо надо. Сам будешь знать - тогда нас совсем без...
И он качнул своей длинной ногой, как бы наподдавая ненужному человеку. Глаза его смотрели строго, длинное, бледное лицо выражало презрение.
- Иноземцев выгнать? - удивился Иевлев.
- Да, молодец. Шхипер Уркварт прочь, я знаю...
Он задумался, посасывая трубку, с гордостью и презрением глядя поверх головы Иевлева. Потом не торопясь поднялся всем своим сухим, мускулистым телом и ушел спать в холодок, под березку, за шатер...
Петр Алексеевич был тих, задумчив, спрашивал многое у Апраксина, сам не командовал. На просьбу Воронина дать в матросы поморов ответил с усмешкой:
- Те, небось, и без тебя матросы, а сих олухов кто обучит?
Воронин ушел.
Петр с Гремячего мыса смотрел в трубу на маневры кораблей, иногда нетерпеливо кусал губы, но не ругался. Заметив Иевлева, поманил к себе, спросил:
- Чьи листы ко мне положены в опочивальню? И в прошлый год клали и нынче. Кто возит, откуда?
- По корабельному делу?
- Про Олеговы дружины да про Царьград.
- Взяты из Посольского приказу, государь, от окольничего Полуектова.
- Отдай обратно. Коли есть еще по корабельному делу - привезешь сюда, положишь ко мне.
Складывая подзорную трубу, заговорил негромко, задумчиво:
- Игумны, да архиереи, да архимандриты присоветовали Иоанну, когда он их о ливонских городах спросил, за те города стоять накрепко, не щадя ни ратных людей, ни живота... Слышал о том?
- Слышал.
- Врешь!
Иевлев молчал.
- Когда не врешь - скажи, как оно было...
- Ливонская земля от Ярослава Володимировича испокон наша, господин ротмистр. Если не стоять нам за те ливонские города, нашей кровью смоченные, то впредь будет из них великое нам разорение, и не токмо что Юрьеву, но и самому Великому Новгороду и Пскову...
- Без флоту, без кораблей можно ли те земли воевать? Говори?
Иевлев помолчал, потом ответил:
- Нет, нельзя.
Петр невесело засмеялся, ткнул трубой в сторону озера, крикнул:
- А с этими можно? С этими - иди воюй! Пойдешь, коли пошлю?
И отвернулся, ссутулившись.
Не более, как через час, была таска и выволочка Федору Чемоданову. Понадеявшись на то, что все заняты своими делами, Чемоданов задами подался в сельцо Веськово для своих амурных дел, но встретился с супругом своей любезной и был так бит, что едва добрался до сарая с корабельным припасом, куда друг Прянишников принес ему водки и примочки. Водку Чемоданов выпил и заснул. На беду Петр Алексеевич велел бить тревогу - алярм, и сам забежал в сарай за позабытым блоком, где и увидел распухшее и посиневшее чудище Чемоданова.