Всю ночь лил обильный, шумный дождь; на рассвете, не ожидая, пока просохнет земля, приступили к выгрузке. Матросы, солдаты, пушкари, офицеры, монастырские приписанные мужики, надсаживаясь, со страшным трудом выволакивали из липкой тундровой грязи тяжелые дубовые лафеты, пушечные стволы, бочки с мукой, с соленой рыбой, с сухарями, нагружали на сотни телег, поданных к самому берегу, о который разбивалась мутная морская вода. Телеги тут же вязли по самые ступицы, лошади хрипели, оскальзываясь, валились в грязь. Меншиков босой (эдак было легче), в закатанных портках, своею рукою наказывал недогадливых, нерадивых, ругался с десятскими, потом вдруг распорядился строить дощатый помост. Выгрузку остановили, навели мостки для телег, Петр, надрывая горло, голодный, обросший щетиной, сам установил черед, - дело пошло потолковее. Кони перестали падать, подводы вязнуть. Неподалеку от новой дощатой пристани, на сухом пригорке плотники под руководством Сильвестра Петровича делали салазки и катки под те фрегаты, которые должны были отправиться волоком. Петр побывал и здесь, аршином померил каток; выставив вперед нижнюю челюсть, подумал, потом кивнул:
- Ин ладно!
Огромная его фигура в коротком кафтане, в ботфортах, с черными, висящими вдоль лица мокрыми волосами, то появлялась на кораблях возле выгружаемых трюмов, то шел он к берегу, стоя в шлюпке, то, проваливаясь в грязь выше колен, промерял шестом место для выгрузки войск. Так же страстно, самозабвенно и притом еще весело, с заковыристыми прибаутками и руганью работал Александр Данилович. Встречаясь в этот день то на берегу, то на кораблях, они ничего друг другу не говорили, только переглядывались да поплевывали, посасывая свои трубки.
Вернувшись незадолго до обеда на флагманский корабль, Петр умылся, переоделся в сухое белье, кликнул цирюльника. Филька, кают-вахтер, принес ему на подносе зеленого стекла стаканчик водки и крендель с тмином; он выпил, зябко, уютно передернул плечами и сел писать письмо к своему союзнику Августу II, королю польскому.
"Мы ныне обретаемся близ границы неприятельской, - быстро, кривыми, круглыми буквами писал Петр, - и намерены, конечно, с божьей помощью некоторое начинание учинить..."
Написанная фраза очень ему понравилась своею хитростью, он с удовольствием прочитал ее умному Головину, выслушал одобрение и, сделав плутовские глаза, стал писать дальше. В каюту, не постучав, вошел, тоже прибранный, выбритый, в парчовом кафтане, в туфлях с серебряными пряжками, Меншиков, положил на стол письмо от Щепотева.
- Чего вырядился? - спросил Петр, оглядывая Александра Даниловича.
- А того вырядился, что нынче есть день моего рождения! - отрезал Меншиков. - Коли никто не помнит, так хоть я не забыл...
- Но? - удивился Петр.
Посчитал по пальцам и кивнул:
- Не врет, верно!
- То-то, что верно!
- Читай письмо от Щепотева.
Меншиков распечатал, прочитал с трудом, по складам:
"Дорога готова, и пристань тож, и подводы, и суда на Онеге собраны во множестве. А подвод собрано две тысячи, и еще будет прибавка, а сколько судов и какою мерою, о том послана милости твоей роспись с сим письмом..."
- Роспись читай! - велел Петр, продолжая писать письмо дальше. Меншиков поджал губы, подождал. - Читай роспись! - приказал Петр.
Александр Данилович прочитал.
- От Бориса Петровича еще письмо к тебе, мин гер, - сказал он, складывая бумагу. - Просит Шереметев послать ему Апраксина в помощь...
Петр кивнул:
- Шереметев даром не попросит. Небось, и верно нужен. Потолкуем нынче, напомни...
- Напомню.
Написав Августу и прочитав все письмо Федору Алексеевичу Головину, успевшему задремать на лавке у стены, Петр принялся за письмо к Шереметеву.
"Мы сколь возможно скоро спешить будем", - писал он, и дальше в туманных, но несомненно понятных Шереметеву выражениях описывал трудный маршрут своей армии.
- С гонцом? - спросил Меншиков, запечатывая сургучом второе письмо.
- Да с таким, чтобы живым не дался!
Еще поглядел на Меншикова, сказал ласково:
- Кончим дела-то - справим праздничек твой. Рождение!
Дверь скрипнула, в каюту вошел первый лоцман Рябов - мокрый насквозь, с огромной, еще живой семгой в руке, сказал с усмешкою:
- Петр Алексеевич, я ее споймал, а повар не берет, - дескать, не станешь ты рыбу есть...
- Вон Данилыча порадуй, - ответил Петр, - ему ныне праздник. Вели повару к обеду изжарить.
Рябов вышел, Петр крикнул ему вслед:
- Ты пошто своего парня таишь? Веди его к царевичу, все веселее им двоим...
Кормщик не ответил - вроде как не услышал.
- Трудно царевичу играть, - произнес Меншиков, - не так здоров нынче.
Петр, тараща глаза, спросил недобрым голосом:
- Ты откудова знаешь - здоров, не здоров? Лекарь?
Но тотчас же смягчился и велел:
- Иди смотри, чтобы порядочен был стол...
2. МЕЖДУ ДЕЛОМ