Россия молодая (Книга 2)

Речки Чижма, Остречье, Имелекса, Клаза, Перма, Резка остались позади, на пятый день пути начали переправу на плотах через реку Выг - шириною в двести пятьдесят сажен, а позже к вечеру армия увидела красивейшее озеро, все в маленьких, дивных островках, сверкающее под лучами осеннего, негреющего солнца.

Здесь Петр собрал совет: как идти - в обход или строить пловучий мост. Тимофей Кочнев, весь раздувшийся от комариных укусов, простуженным, неслышным голосом сказал, что надобно наводить пловучий мост. Иван Кононович с Рябовым и инженером Егором Резеном отправились в челне - делать промеры; Резен записывал цифры на бумаге, Иван Кононович мерил, Рябов греб двумя корявыми веслами.

За день мост навели. Пушки, подводы с ядрами, с порохом, войска двинулись через озеро.

- Давно уже идем! - сказал Ванятка отцу. - Пора бы и дойти...

- Тебя-то не больно звали, - ответил кормщик. - Сам навязался.

- Подошва, вишь, оторвалась! - пожаловался Ванятка. - На ночлеге бы подкинуть новую.

- Вот тебе будет подошва, как домой возвернешься! - посулил кормщик. Поваляешься у матери в ногах, неслух... Вишь, отощал как, одни кости от парня остались...

Когда поднимались с моста на крутой берег, Ванятку окликнул Сильвестр Петрович:

- Эй, крестник, садись со мной на коня, поедем вдвоем, авось повеселее!

- Чай, и так дойду, не помру! - ответил Ванятка.

Но не выдержал искушения, сел на попонку, кинутую перед седлом. Сильвестр Петрович поправил на мальчике шапку, вздохнул:

- А и грязен ты, парень!

- Дойдем - отмоемся...

- И шея в цапках... вишь - всего закидало...

- Комарье - известное дело...

- Дома-то на печи, я чай, получше... Поспал бы вволюшку, а там щец похлебал бы, да под рябины играть. Глядишь, и девы проведали бы тебя...

Ванятка сурово отмалчивался.

С каждым днем шли все быстрее, теперь уже знали, как справляться с бедами, которые в начале пути казались непоправимыми. Из массы войска гвардейцев, матросов, пушкарей, из подводчиков-мужиков, из трудников, сопровождавших армию, - незаметно, понемногу выделились умельцы, хитрецы, кто посмекалистее, потолковее, кто знает дорогу. Их порою созывал Петр, они все кричали друг на друга, ругались, - тут, казалось, все были равные: солдаты и офицеры, мужики и бояре. Петр называл их учтиво, с лукавством в голосе "господа совет" и за дерзости не обижался, хоть несколько раз и побил особо упрямых советчиков.

Когда перевалили крутой, трудный масельский перевал и пошли вниз, стало легче. Люди повеселели. Александр Данилович Меншиков вдруг, словно простой солдат, первым завел песню. Голос у него был теплый, берущий за душу, солдаты радостно подхватили, ветер широко разнес по взгорью, над русскими знаменами, над полками, над фрегатами и подводами гордые вопрошающие строки песни:

Про наше житие про святорусское:

От чего у нас начался белый вольный свет?

От чего у нас солнце красное?

От чего у нас млад светел месяц?

От чего у нас звезды частые?

От чего у нас ночи темные?

От чего у нас зори утренни?

От чего у нас ветры буйные?

- Что за песня? - спросил Памбург у Иевлева.

Сильвестр Петрович засмеялся:

- Песня духовная, да поют ее по-своему, на солдатский лад.

Памбург покачал большой головой, сказал с веселым удивлением:

- Черт вас возьми, что вы за народ!

Иевлев на своем пегом жеребчике проехал к голове колонны, Памбург взял капитана Варлана под руку, подмигнул ему, посулил:

- Даю вам слово честного человека в том, что они возьмут Нотебург и выйдут на Балтику. И знаете что? Они это сделали бы и без нас с вами, вот что самое грустное.

- И даже, может быть, без своего царя Петра, - сказал Варлан, - если вы хотите знать...

За день пути до Повенца колонну встретил Егорша Пустовойтов, посланный вперед, сказал Петру, что лодки на озере готовы, что скот бьют - мяса армии хватит, что бани топятся повсеместно. Ванятке Егорша привез в переметных сумках свежих ржаных лепешек, творогу и жареного петуха.

Ванятка принялся за еду, потом вдруг испугался:

- Облопаешься-то - ноги не потянут. Ужо, как дойду, покушаю. Верно ли, тятя?

- Притомился? - спросил Егорша.

- Ничего, обвыкаю.

Он поднял к Егорше похудевшее, в потеках грязи, в цапках лицо, подмигнул, похвастался:

- Сколь народу путем повалилось, а я иду - обмогаюсь...

- Ты, известно, мужик двужильный! - молвил Егорша.

- Двужильный не двужильный, а, небось, не повалился. И на подводах почитай что и не ехал. Вот разве с Сильвестром Петровичем...

На вечерней заре 27 августа голова колонны влилась в Повенец. Труднейшая часть пути была пройдена. Солдаты и матросы, снимая шапки, крестились, утирали потные лица, перешучивались. Барабанщики по шесть человек в ряд били марш-парад, белоголовые мальчишки-повенчане, зайдясь от восторга, пятились перед войском. Пели матросские корабельные горны. Петр, сидя верхом, глазами считал свою армию: она стала вдвое меньше, чем та, которая вышла из Нюхчи.