- Ишь, эскадра, да еще и измена... - продолжал поручик. - А нам здесь животы складывать, за что? При Нарве сии славные войска наголову разбили самого царя, а нынче нас идут воевать, мы и готовы - таможенники да драгуны...
Афанасий Петрович резко повернулся к Мехоношину, сказал с яростью:
- Уйди ты отсюда, поручик, сделай милость для ради бога, спущу под зад коленом, разобьешься - с высоты тут лететь.
Поручик отступил на шаг, спросил, подняв брови:
- Вы изволите говорить ко мне?
Крыков, не отвечая, зачехлил подзорную трубу, спустился вниз, в избу переодеться. Не торопясь, спокойно вынул из сундучка чистое белье, новые башмаки, чулки, доброго сукна мундирный кафтан. Переодевшись, зарядил два пистолета, один положил в нагрудный карман, другой в кожаную сумку справа. В горницу, не стуча, вошел старый и верный друг капрал Евдоким Аксенович, принес оселок - наточить жало шпаги, сел, как сиживал, работая деревянные ложки или сольвычегодскую цепочку, - спокойно, упористо, в левой руке оселок, в правой - шпага. Тихонько запел:
Не ловея была,
Свежие рыбы трепещущие...
Афанасий Петрович всмотрелся в лицо Прокопьева, освещенное огоньком свечи, подивился, как может человек петь нынче, и тотчас же понял: поет капрал, как дышит, а думает о другом. Лицо его было сурово, мысли носились далеко, а где - кто знает?
- О чем, капрал, задумался? - негромко спросил Крыков.
Прокопьев поднял голову:
- О чем, Афанасий Петрович? Да мало ли о чем! Об веселом нонче дума не идет...
- О чем же - о невеселом?
- Да вот давеча рыбаки сказывали насчет Рябова...
- Вздор все! Враки!
- И я так размышляю - враки. Ну, а как нет?..
Он тряхнул головой, вновь склонился над оселком, и опять в горнице послышалось характерное сухое похрустывание стали об оселок. Крыков застегнул пояс на обе пряжки, сдвинул назад складки кафтана, поправил портупею, задумался, что еще надобно сделать.
- Теперь ладно! - улыбаясь большим ртом, сказал Прокопьев и подал ему шпагу. - Теперь славно будет...
- А твоя-то наточена?
- У нас все слава богу! - ответил капрал. - Хорошо покажемся шведу, не посмеется на нас.
В дверь поскреблись, капрал открыл.
- Ну чего, Сергуньков?
- Пушку принес! - сказал солдат. - Господин капитан давеча сказывали лафетик ей вырезать. Вот вырезал.
- А-а, пушка! - усмехнулся Прокопьев.
- Да ты входи, - позвал Крыков, - входи, Сергуньков!
Сергуньков вошел, поставил на стол лафетик для игрушечной пушки. Афанасий Петрович вынул из сундучка медный ствол, обтер его суконочкой, примерил к лафету. Ствол подходил. Сергуньков улыбаясь смотрел, как выглядела нынче пушечка - словно настоящая.
- Хобот в ей мал! - сказал, щурясь, Прокопьев. - Коротковат. Вот ужо отделаемся, подумаем, как нарастить хобот...
- Не рассчитал я! - виновато произнес Крыков.
Он накинул плащ на широкие плечи и велел капралу строить таможенников. Прокопьев поправил треуголку, обдернул портупею, вышел. Афанасий Петрович еще помедлил, словно что-то вспоминая, сел за стол, обмакнул перо в разведенную писарем сажу, написал крупно, кривыми буквами:
"Таисья Антиповна, богоданная сестра моя, здравствуй, бью челом тебе в сии минуты, когда дожидаю великого алярма..."
Написанная строчка не понравилась ему, не понравилось и то, что он назвал Таисью богоданной сестрой.
- То-то, Евины дочери! - вздохнул Афанасий Петрович, изорвал бумагу в клочья и вышел из горницы.
6. НАИЗНАТНЕЙШЕЙ СЛУЖБЫ - КАРАУЛЬЩИКИ
Ливень прекратился, мелкий дождь едва моросил. Ветра не было вовсе. Таможенники, построившись в сумерках, негромко переговаривались. На Двине поскрипывали таможенные лодки.
- На якоря становятся! - крикнул с вышки Прокопьев. - Слышишь, господин капитан?
Крыков легко взбежал наверх, посмотрел: эскадра, чернея на фоне неба, покачивалась немного выше положенного для таможенного досмотра места. На мачтах и реях шла работа: там двигались черные фигурки матросов - убирали паруса.
- Худо ихнее дело! - сказал Прокопьев. - Не угадали. Что ж, сами попросят досмотра, али мы стрельнем?
Афанасий Петрович молчал.
- Здоровые кораблищи-то! - опять сказал Прокопьев. - Пожалуй, не бывали еще к нам такие махины? Воинские корабли?
- Военные, капрал.
- И мне думается - воинские.
- Воры.
- Воры и есть...
В это мгновение на баке флагмана блеснул огонек. И тотчас же над Двиною раскатился звук мушкетного выстрела, а вслед за ним взлетела ракета.
- Ну что ты скажешь! - удивленно произнес Прокопьев. - Сами досмотра просят. Может, еще и не воры?
- Воры, капрал! - уверенно ответил Крыков. - Воры, и надобно нам к сему быть готовыми. Воры, да хитрые еще. Ну, и мы не лыком шиты, повидали ихнего брата. Пойдем!
Внизу он сказал Мехоношину коротко и сухо:
- Коли услышишь, поручик, с эскадры пальбу, ступай с драгунами на выручку...
Мехоношин молчал.
Тогда Крыков отвернулся и, отыскав взглядом высокого старого драгуна Дроздова, сказал ему:
- Слышь, Дроздов, я на тебя надеюсь!
Дроздов ответил немедля:
- Надейся, Афанасий Петрович. Сделаем как надо!
Крыков прыгнул в карбас, солдаты оттолкнулись крюками, капитан приказал:
- Весла на воду!