Россия молодая. Книга 2

– Ничего, живой!.. – усмехнулся Рябов. – Многих схоронил, а все живой. Не берет меня море. Веди, брат, кашей угощай да говори, чего у вас слыхать. Меня-то в поминанье записали?

– Записали!

– Слышь, Митрий! – позвал Рябов. – Меня в поминанье записали, оттого, небось, и жив. Боговы шуточки...

Митенька подошел ближе, насупился:

– Все-то вы суесловите, дядечка! Разве бог шутит? Грех и думать так. Вот он нас к земле родимой привел!..

– Ты отмолишь, молельщик!

Егорша побежал хлопотать – варить мореходам кашу, таможенные солдаты разжились водочкой, Тимофей Кислов им рассказывал:

– Прихожу в губу – на Грумант, а они там. Что ты скажешь? Бородищи вот отрастили, избу добрую выстроили, медвежатины запасено, рыбы, оленины... На всем побережье сами хозяйствуют – словно вотчина боярская. И Иван Савватеич, конечно, старшой. Да, так, значит, живут ничего. Ну кресты, конечное дело, крестов много – могилки: беда там у них случилась, то враз и не рассказать. А нашу лодью льды заковали, не выйти никак, не пробиться из губы...

Митенька в это же время негромко говорил Рябову:

– Местность не вспоминаете, дядечка? Вон и караулка еще стоит, почернела вся. Вы тогда с Таисьей Антиповной в караулочке заместо избы проживали, а я к вам сюда бывало хаживал, еству носил, песни мы тут пели, – вона на песке. Не вспоминаете?

Рябов дернул Митрия за жидкую бороденку, усмехнулся:

– Тоже! И мы нынче с бородою! Богат, что ли, стал? Давеча у норвегов говорили: на Руси, дескать, за бороды деньги берут...

Егорша кивнул:

– Берут, дядечка! То – правда.

– А будто война у нас – тоже правда?

Пустовойтов рассказал, что воюет нынче Русь со шведом, была превеликая баталия под Нарвою, та баталия кончилась весьма печально: шведы одержали викторию.

– Баталия, виктория! – с досадой сказал Рябов. – Набрались слов и шумят без толку. Ты понятно говори: кто верх-то одержал?

– Шведы.

– Что ж так?

– Сила их была, дядечка. Ну, и офицеры, конечно, иноземцы им передались.

– А где та Нарва?

– Не близко, дядечка.

– На том и замирились?

– Какое замирились? – обиделся Егорша. – Быть войне великой. А покуда дела таковы: шведы эскадру собрали, слышно – идут морем Архангельск промышлять, верфи будут жечь, мастеров корабельных смертью казнить, корабли либо с собой угонят, либо потопят.

Рябов слушал внимательно, даже кашу есть перестал.

– Иноземцев-то офицеров у вас много? – вдруг спросил он.

– Нынче немного! – ответил Егорша.

Кормщик снова принялся за кашу. Егорша рассказал, что в Архангельске нынче не лаптем щи хлебают, построили крепость на Двине, шведа берегутся денно и нощно, нелегко ему, вору, будет разорить город и угнать флот.

– А кораблей-то добрых понастроили?

– Добрых, дядечка Иван Савватеевич, добрых, и немало. Флот. И стопушечные корабли есть нынче у нас, и фрегаты, и яхты...

– Стопушечные?

– Стопушечные, дядечка.

– В океан-то флотом своим хаживали?

– Сбирались нынешним летом, да не поспели.

Помолчали.

– Кто же тут начальником над вами, над войском? Иноземец?

– Зачем иноземец! Начальником над нами свой, русский человек – капитан-командор Иевлев.

– Сильвестр Петрович! – обрадовался Рябов. – Что ж, он мужик был неглуп, дело свое, небось, знает. С ним ничего, можно...

Егорша, захлебываясь, стал рассказывать о Сильвестре Петровиче. Рябов слушал задумчиво, кивал головой. Егорша не удержался, быстро похвастался, что ныне поедет непременно на Москву, в новую навигацкую школу, Иевлев-де обещал, тогда будет он, Пустовойтов, офицером по флоту, как надобно...

Рябов перебил:

– А воеводою у вас кто сидит, господин офицер?